- Извините... это старческое... Задавайте вопросы.
- Итак, - заосторожничал майор, положив папиросы на столик, - вы зашли в квартиру Петровой, услышав крик жены?
- Не только потому, - голос у старика окреп. - Я собирался пойти встретить Марью Ивановну... Она никогда так долго не задерживалась, а тут как ушла на рынок спозаранку, так все нет ее и нет. Я начал беспокоиться.
- Василий Петрович, у меня к вам просьба - постарайтесь описать свои действия как можно подробнее, особенно, если вам что-нибудь показалось подозрительным.
Голиков заметил, что каждое произнесенное им слово вызывает странно болезненную реакцию у старика.
- Попробую по порядку... Выйдя на лестничную площадку, я услышал женский вскрик. Смотрю - у соседки дверь приоткрыта... Прислушался. Больше ни звука. Уже решил, что померещилось. Сам не пойму, что меня всполошило, но я, недолго раздумывая, вошел в квартиру Ольги, - лицо старика потемнело, влажные глаза засветились горько и печально. - Остальное вы уже знаете.
- Василий Петрович, я прекрасно понимаю, что вспоминать о непоправимом вам крайне тяжело, но мне необходимо восстановить картину происшедшего.
Старик снова наклонил голову, пожевывая губами.
- Вам плохо?.. Может, врача пригласить?
- Что вы меня обхаживаете, как девицу? - неожиданно резко вскинулся он. - Что вас конкретно интересует?
"Горе никого не красит", - подумал Голиков. Ему по-человечески было жаль старика, которому своими вопросами он выматывал душу. Но работа есть работа...
- Ну, хорошо. Мы остановились на том, что вы вошли в квартиру Петровой. Что и где вы увидели?.. Поточнее вспомните, где и в каком положении находились предметы, - мягко напомнил Голиков.
- В прихожей я увидел свою жену. Марья Ивановна лежала на полу буз чувств. И самое странное, что весь пол был залит водой. Я наклонился над женой, чтобы как-то помочь ей, и тут увидел в комнате Олю, - от Голикова не укрылось, как вдруг задрожали колени и руки Василия Петровича: казалось, что он готов был потерять сознание и прилагал мучительные усилия, чтобы взять себя в руки. Снова переборов слабость, он продолжил: Человек я старый, прошел всю войну. Видел тысячи смертей, но никогда не думал, что доживу до такого... - Василий Петрович прерывисто вздохнул и вдруг заметил лежащие на столике папиросы. - Да вы курите, курите... я сейчас вам что-то вроде пепельницы поищу, - он порылся в ящичке кухонного стола и достал металлическую крышечку, мятую и поржавевшую.
Голиков не торопил Василия Петровича, терпеливо выслушивал случайные отступления, давая ему возможность выговориться. Лишь по нескольким выкуренным папиросам можно было догадаться, в каком нервозном состоянии находился майор.
Наконец старик добрался до сути.
- Я вбежал в комнату, пододвинул стол, вскарабкался на него, и, одной рукой придерживая висящую Ольгу, второй - попытался перерезать веревку ножом. Мне это удалось... А вот развязать петлю на шее никак не мог... Веревка глубоко впилась в кожу. Пришлось бежать за ножницами. Но было поздно... А если точнее, то давно уже было поздно, - последние слова заставили Голикова насторожиться.
"Старик определенно намекает, что Петрову повесили уже мертвой, подумал майор. - Но откуда у него такая уверенность?.. Предположение?.. Оно и вправду не лишено оснований, но...", - а вслух спросил:
- А нож где вы взяли?
- На кухне. А ножницы, если это вас интересует, на швейной машинке. Ольга так любила сама шить...
- Воду в ванной тоже вы перекрыли? - прервал его Голиков.
- Нет, мне было не до того.
- Понятно. Василий Петрович, вы часто бывали в квартире Петровой?
- Да... Точнее, чаще у нее все-таки бывала моя жена.
- Что привлекло ваше внимание, когда вы вбежали в комнату? Не было ли чего-нибудь необычного в расположении мебели, предметов... Стола, стульев, шкафа, дивана и тому подобное.
- Посреди комнаты, почти под Ольгой валялся опрокинутый стул. Когда я передвигал стол, то мне пришлось оттолкнуть его ногой.
- Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, что и в каком порядке находилось на столе.
- Утверждать категорически не берусь... Но вот бутылка шампанского, причем недопитая, стояла точно... Когда я опустил тело Ольги на стол, то невзначай задел бутылку, и она упала на пол, а из нее вино брызнуло... Что еще?.. Да, один фужер стоял на столе. Нет, не стоял - лежал, а другой, разбитый, - валялся на полу... Помню, как под ногами стекло хрустнуло.
- Вы не заметили исчезновения каких-либо вещей из Ольгиной квартиры?
- Об этом лучше спросить у Марьи Ивановны.
- Хорошо. А как, по-вашему, - это было убийство или самоубийство? Голиков задал давно не дающий ему покоя вопрос и весь напрягся, ожидая ответа. Худощавое лицо его стало озабоченным и настороженным.
Старик ответил не сразу. Майор с удивлением заметил, что Василий Петрович как-то вдруг весь посветлел, словно на него нахлынули приятные воспоминания, и действительно, в следующие минуты Голиков услышал нечто неожиданное.
- Ольга очень любила жизнь и... цветы. Как она их любила!.. Особенно розы. Видели бы вы, с каким лицом вдыхала она нежный аромат, исходящий от розовых лепестков, у нее на глазах появлялись слезы... Так умеют восхищаться только дети. Вы не наблюдали, какое впечатление производит на ребенка, предположим, впервые в жизни увиденный им снег или дождь?.. Загляните ему в глаза, и вы увидите неподдельное восхищение окружающим его миром. И не суть важно, что привело малыша в такой восторг: солнце в небе или опавший лист на земле... Я понимаю, что объясняю довольно путанно, впадаю в сентиментальность... Но вы должны уяснить самое главное - Ольга сохранила в себе редкую способность - по-детски радоваться каждому лучику, каждой былиночке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51