Вот и сейчас Голиков поймал себя на том, что мысли его заняты анализом разговора с Конюшенко. Просто наваждение какое-то. Он крепко обнял жену и с грустью в голосе заговорил:
- Ты права, Мариночка. Сто раз права... Что мне, больше всех нужно?.. Хватит!.. Сыт... Вот возьму и совсем уйду из органов! - сказал и испугался своих слов. Но слово не воробей. И он с беспокойством начал ждать ответа Марины, которая знала, что муж, если решил, то от своего не отступится. Но на сей раз предложение Александра Яковлевича было настолько неожиданным и нелепым, что даже Марина, несмотря на подавленность, невольно улыбнулась.
- Куда же ты пойдешь? Что ты умеешь?.. Если бы ты слышал, с какой гордостью Миша в садике детям рассказывает, что его папа бандитов ловит, то не говорил бы глупостей. Уйду, уйду... И все-таки ты не ответил, что у тебя там случилось? - она выдвинула из-под стола табуретки и они сели, прижавшись друг к другу. За окном густела серая мгла, иногда тишину вечера нарушал сигнал автомобиля, шаги и голоса случайных прохожих.
* * *
Воскресенье, как и было обещано Марине, Александр Яковлевич провел с семьей. Они долго кружили по зоопарку, потом поехали в лесопарк на детскую площадку, где Миша - главное действующее лицо - перепробовал все качели, карусели и аттракционы. И, только изрядно проголодавшись, они вернулись домой.
Пока Марина накрывала на стол, Александр Яковлевич не утерпел и позвонил дежурному по городу, затем дежурному следователю и разговаривал с ним минут десять, в течение которых Марина подала обед, и они с Мишей, нетерпеливо переглядываясь, ожидали его. По выражению лица мужа Марина попыталась определить, хорошие или плохие вести сообщили ему, но так и не смогла. Александр Яковлевич спокойно бросал в трубку ничего не значащие для непосвященного фразы. Наконец он закончил разговор и отправился в ванную, а вернувшись, с широкой улыбкой, озорно блестя глазами, спросил:
- А кто у нас еще не мыл руки?
Марина с Мишей, вытянув перед собой, ладошки, смеясь, хором закричали:
- Чистые!.. Чистые!..
Ели молча. Голиков, изредка встречаясь глазами с женой, отводил взгляд в сторону.
- А компот где? - вдруг нарушил тишину Миша, отодвинув пустые тарелки. - С пирожным и конфетами! - требовательно добавил он.
Марина с удовольствием выполнила просьбу сына, незаметно подмигнув Голикову - мол, обрати внимание, хак полезны для детского организма длительные прогулки на свежем воздухе. На что тот ответил жестом, который означал примерно следующее: "Ничего не поделаешь, сам вижу, но обстоятельства!"
Переговорив друг с другом жестами и мимикой, каждый занялся своим: Миша громко пил компот, Марина убирала со стола грязную посуду, а майор погрузился в путаницу размышлений: "Так-так... Значит, нашли паренька, которого старушка Марья Ивановна встретила возле своего дома. Плохо, что задержали его еще вчера вечером, а опознание произвели только сегодня утром... Вечные, ничем не оправданные нарушения. Хорошо еще, что Березина сразу его опознала. А паренек-то раньше был судим за соучастие в краже, а с судимыми обращаются известно как. Так сказать, граждане второй категории, ради которых соблюдать закон вовсе не обязательно... И все-таки придется повторно вызвать Селезнева, Леонова и прочих... Закон должен быть для всех одинаков... И с условной помощью Конюшенко, как ни печально, а придется согласиться..."
- Так что там у тебя за новости? - перебила его мысли Марина.
- Ты же обещала, Мариночка, что никогда не будешь спрашивать меня о работе.
- Ох, я опять нарушила конвенцию, - улыбнулась она.
Голиков поднялся, на минутку привлек к себе жену, и, словно извиняясь, шепнул:
- Пока ничего не ясно.
- Можно подумать, что ты всегда охотно делишься со мной, когда даже все ясно, - отпарировала Марина.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Острая обида и недоумение расслабили крепко сбитое молодое тело Виктора Никулина. Плечи его безвольно опустились. "За что?.. Почему я здесь?.. Почему он мне не верит? - он сел на лавку, свесив круглую, коротко подстриженную голову. - Я же честно рассказал, что действительно видел старуху и даже предлагал ей поднести сумки, но она сама отказалась... Обидно, что Тоня будет ждать сегодня вечером, а я здесь торчу... Но в чем меня обвиняют? Что они от меня хотят?.. Должен следователь сказать... Правда, я от кого-то слышал, что обвинение предъявляется в течение десяти суток, а на сегодня только сутки прошли..."
Виктор Никулин находился в комнате для задержанных Московского райотдела со вчерашнего вечера. Водворил его сюда районный участковый.
Целую ночь камера наполнялась задержанными, в основном это были пьянчуги, попавшие за разную мелочь: матерную брань в людном месте, драки и прочее. Виктор старался избегать разговоров, но волей-неволей вынужден был слушать их косноязычный бред. Лавки, а их в камере было две, были донельзя засаленными, но бороться со сном сидя не хватило сил, и он, стянув с себя голубую куртку, сделал из нее изголовье и улегся на жесткие вонючие доски, время от времени переворачиваясь с боку на спину. Глаза были закрыты, но сон не шел.
Утром он начал старательно приводить себя в порядок. Отряхнул брюки и безуспешно пытался разгладить смятую куртку, служившую ему подушкой...
Сейчас Никулин находился в камере один. Еще рано утром каждый из задержанных получил свое. Начальник райотдела построил их в дежурной части и определил дальнейший маршрут. Большинство отвезли в суд, кого за пятнадцатью сутками, кого за штрафами. Никулина следователь повел к себе в кабинет, где уже сидели двое ребят, совершенно не знакомых Виктору.
Усадив всех троих под стенку, следователь предупредил, чтобы сидели молча, пока он сам не заговорит с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51