- Это хищение, что ли?
- Запомнил, смотри-ка! Вот этим и займись. Недаром ты удивлялся, с
чего это я в Саженцы еду кружным путем. Как раз затем, чтобы тебя у
горотдела высадить. Так что давай, и заодно проверишь всех остальных
фигурантов с точки зрения уголовного прошлого. Может быть, кое за кем пора
и "хвост" пустить.
- Но, Павел Михайлович, вы же знаете, шеф скажет - людей нет,
обходитесь своими силами, и вообще...
- Это уже мои проблемы. Исполняйте, лейтенант, не обсуждая
целесообразность указаний начальства. А у меня на очереди - Засохин со
своими юными друзьями. Очень мне любопытен этот гражданин вместе со своим
алиби.

Миновать этот дом было непросто - вокруг скопилось множество машин,
переминались кучки негромко переговаривающихся людей, среди которых многие
были на костылях. Однако обстановка сохранялась спокойная, нигде не было
слышно споров об очередности, и во двор Строкача пропустили без протестов
и возмущения.
Юноша в просторном полотняном балахоне сделал приглашающий жест.
Строкачу лицо его показалось знакомым: как будто бы видел его в прошлый
приезд, а может, и нет. Все эти мальчики из окружения Засохина с их
мягкими, всепонимающими улыбками, были почти неотличимы.
Уже переступая порог прихожей, Строкач поднял голову и обнаружил, что
дом имеет и третий этаж с обширным балконом-террасой, чего нельзя было
заметить с улицы. Здесь было прохладно, тянуло присесть, передохнуть на
кожаном старомодном диване.
- Иван Петрович сейчас освободится. Это не очень долго. Учитель
принимает всего два дня в неделю, в выходные, чтобы людям было удобно. А в
будни здесь никого, кроме нас, нету, - юноша словно почувствовал
невысказанный вопрос Строкача.
В прихожей витал тонкий аромат степных трав и каких-то пряных
кореньев. Подоконники были завалены пучками сухих растений.
У Строкача с непривычки даже слегка закружилась голова. Оставшись в
одиночестве, он встал с дивана и начал прохаживаться. В прихожую выходили
три двери, все они были полуоткрыты, и майор мог заглянуть в любую.
Однако ничего необычного он не заметил. Везде старая мебель,
простенькие обои, в каждой комнате в красном углу - иконы, ивовая корзина
на полу, на стене - гитара с голубым бантом. Все настраивало на
патриархальный лад.
Из глубины коридора донеслись шаги и голоса. Впереди шествовал
Засохин, облаченный в просторный белый балахон, смахивающий на борцовское
кимоно, за ним следовала странная пара: плосколицая расплывшаяся женщина
лет пятидесяти тащила за руку рыхлого голубоглазого парня, который вертел
головой, озирался, а лицо его - мучнистое, пухлое, с коротким вздернутым
носом с вывороченными ноздрями - морщила ласковая слюнявая улыбка.
Засохин на ходу бросал через плечо: "Избегать волнений... травы, а
главное - держать себя в руках, постоянно быть с сыном вместе... слиться
духовно..." Женщина слушала, как завороженная.
Тепло попрощавшись с пациентами, Засохин подал знак своему молодому
подручному и обернулся к Строкачу, приглашая пройти.
- Хорошо тут у вас! - похвалил Строкач. - Просто замечательно.
Человеку с такими незначительными душевными расстройствами, как у меня,
достаточно только окунуться в эту атмосферу.
- Что ж, в том и смысл, чтобы поддержать дух. Вы сильный человек, но
и сильным нужна помощь. Если сильный сжигает свою силу в себе, она
обращается в немощь. Мои двери всегда открыты, но эти дни - особые.
Сегодня я не могу впустую растрачивать себя. В остальные пять дней недели,
среди друзей, я достигаю высокой концентрации энергии, а суббота и
воскресенье - период отдачи. Здесь дорог каждый час.
Словно не замечая, что Засохин стремится поскорее вернуться к делу,
Строкач спросил:
- Вы мне даете ключ к пониманию вашего учения, ведь так?
Засохин, оставаясь невозмутимым, пояснил:
- Его нельзя назвать моим. Оно принадлежит каждому, кто хочет видеть
и слышать. Это учение Живой Этики, и недаром в сердце народном, в
преданиях вечно хранится память о таких святых, как Серафим Саровский,
Сергий Радонежский и многих других, отдавших себя целиком людям. Ибо мало
иметь знание. Успехи науки не должны вступать в конфликт с
нравственностью. А те, невежественные и безответственные, кто механическим
путем развивает в себе низшие психические силы, служат тьме, и за это она
открывает у них некоторые энергетические центры и через них стремится
приобщиться к земной жизни, чтобы осуществить свои чудовищные планы... Но
хватит пока об этом. Я просил бы вас принять мои извинения, но меня ждут
люди, испытывающие страдания. В понедельник с утра я буду в городе, и,
разумеется, весь к вашим услугам.
Строкач вышел, испытывая странное и приятное ощущение теплоты в
затылке и легкой истомы, словно на мгновение задремав на берегу реки, в
тени деревьев. За калиткой он насчитал еще с десяток машин, десятка
полтора страждущих прибыли общественным транспортом. Двое таксистов - один
частник, другой с госномерами, составив свои "волгу" и рыжий "москвич" под
старой липой, вяло трепались, поджидая пассажиров.
"Жигули" Строкача стояли за углом, и он, скроив просительную мину,
направился к "шефам", профессиональная болтливость которых наперед была
известна.
- В город? А чего не доехать - всего две сотенных. Бог даст, мои
выйдут скоро, и вперед. У меня двое, так что поместимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36