- В вашем подъезде убита девушка, Иван Петрович.
- Жаль. Всех, кто убит, поистине жаль. Хотя не все понимают, что
порой быстрый переход - благо. Но Лера... Лера была нужна здесь.
- Откуда вы знаете, что убита именно Минская?
- ...
- Пожалуйста, конкретно.
Засохин развел руками с искренним огорчением.
- Боюсь, я не смогу вам ответить.
- Вам не кажется, что сейчас не стоит напускать туману?
- Дело не в том, что я не стану говорить. Просто вы меня не услышите.
На уровне подсознания нужен иной слух, иной язык...
- То есть, вы считаете, что у меня с этим непорядок? Странно, но
раньше я этого не замечал.
- Ни один врач не может быть абсолютно уверен, что его диагноз -
истинный. Если это действительно врач. - Засохин все так же прямо смотрел
в глаза майору. Строкач невольно отвел взгляд. Ему начало казаться, что
нечто подобное он уже слышал сегодня.
- Кого вы имеете в виду, Иван Петрович? Меня? Но я вовсе не врач.
- Я готов ответить на любой вопрос. Главное - услышать.
- Что ж, рад. - Строкач говорил вполне искренне.
А Засохин и не стремился что-либо скрыть или уклониться. Об этом
можно было судить и по его странноватым ответам на вопросы следователя.
- Иван Петрович, речь идет об убийстве. Нравятся или не нравятся вам
мои вопросы, но ответы на них вы должны дать.
- Я никогда не лгу. И не лгал, потому что за свои поступки несу
ответственность перед высокой инстанцией. Верьте и вы мне. Недоверие -
ваша профессиональная болезнь, вы пропускаете через себя огромные массы
лжи, и у вас повреждена духовная основа. Подобно тому, как сапожник,
протягивая через передние зубы дратву, с годами теряет их. Я всегда
стараюсь думать о светлом, потому что, думая о черном, люди влекут к себе
силы зла. Страх и зло неразделимы, потому что сознание, напитанное
страхом, создает образы, которые получают воплощение, начинают жить.
Образ, как и слово, - материален, и с его помощью можно исцелять и
умерщвлять, возвышать и втаптывать в грязь...
Строкачу было любопытно, но в то же время необходимо было направить
разговор к вещам конкретным. Засохин же, похоже, был убежден, что говорит
нечто предельно точное и определенное, то есть то, что требуется майору.
- Даже слепой видит жизнь. По-настоящему слеп лишь тот, кто
отказывается видеть.
- То есть как это? - спросил Строкач.
- Если видят те, кто рядом с тобой, - видишь и ты. Если чувствуют -
чувствуешь и ты.
- Вам не пришлось сегодня посетить городскую квартиру? Я имею в виду
ваше материальное тело.
- Я вас понимаю. Нет, отсюда я не выезжал. Если нужны подтверждения -
поговорите с ребятами. Со вчерашнего вечера никто из нас никуда не
отлучался...

- Как поездка, Павел Михайлович? - Родюков позевывал, глаза у него
слипались.
- Так себе. Побеседовали. В поселке Засохина и его команду знают,
относятся с уважением, но, как бы это поточнее, - побаиваются. Даже бабки,
которых хлебом не корми - дай язык почесать, на вопросы отвечают только
"да" и "нет".
- А, может, все проще, Павел Михайлович? Алиби это стопроцентное...
По-иному посмотреть - шайка, черт-те чем занимающаяся, подтверждает, что
их главарь никуда не отлучался...
- Погоди, Игорь. Так далеко забираться мы можем только в
предположениях. Во всяком случае, не установлено, что в убийстве замешан
кто-то еще кроме Усольцева. Всего лишь версия, и довольно шаткая,
основывающаяся на анализе поведения Усольцева. Нет ни мотивов действий, ни
факта чьего-либо присутствия. Откуда он взялся, куда делся, что, наконец,
конкретно сделал? Убил ли, и если убил, то кого именно? Кстати, что там по
этим восьми страничкам?
- Семи, Павел Михайлович.
- Восьми, - Строкач посмотрел на лейтенанта, слегка прищурившись,
потер подбородок. - Восьмая страница существует, и о ней забывать не
следует. Так что там?
- Все - и ничего.
Строкачу были предъявлены три супружеские измены, два разоблачения
вероломных деловых партнеров, одна операция по охране и еще расследование
по подозрению в слежке, оказавшейся плодом расстроенного воображения
задерганного бизнесмена.
- Довольно-таки подозрительный тип. Хотя и имеет легальное прикрытие.
Копнуть бы там поглубже, - заметил лейтенант.
- И это кое-что. В сфере деятельности Усольцева появился сомнительный
фигурант, и это необходимо отработать до конца. Как ты разобрался в
записях? Насколько я помню, ни адресов, ни фамилий там нет. Шифр?
- Тайнопись, но простенькая, на дилетантов, - Родюков слегка
напыжился, гордясь проявленной сметкой. Строкач улыбнулся. - Молоком
писал. Нагрели - проявилось: телефоны и адреса, на пяти страницах -
фамилии фигурантов, на трех - имена. Конечно, побегать пришлось, да и не
очень-то всем им хотелось делиться сведениями.
Строкач уже не слушал. Он листал страницы тетради, лишь на мгновение
задерживаясь на каждой, впитывая расплывающиеся записи. На деле же его
интересовало одно - восьмая, и только привычка к порядку удерживала его от
того, чтобы начать именно с нее.
Вот и она. Знакомая единица с четырьмя нулями, а справа - коричневая
пометка: "Валерия". И - уже известный адрес.

Этот небольшой уютный магазинчик в центре города Строкач хорошо знал.
Полгода назад заштатный гастроном перешел на какую-то новую форму работы,
не то арендную, не то подрядную, - в детали майор не вдавался, - и с
товарами стало полегче. Цены, конечно, стремительно взлетели, и оттого
посетители больше толпились возле изобильных прилавков, чем покупали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36