В семнадцать ноль-ноль у него конец смены. Диспетчер предупреждена.
— Тогда все в порядке. Никуда от Тимошина эта самая Остапенко не денется. Не думаю, что она окажет серьезное сопротивление. Так, фоторобот — это хорошо… Но есть и кое-что новенькое. Вот, — майор выложил на стол небольшой сверток, — это мне удалось добыть сегодня. Серьги, я уверен, те, которые нам не обходимы…
Дело это получило в управлении достаточно широкую известность, а в городе породило бездну слухов и домыслов. Беспрецедентное убийство месяц назад потрясло Гурьев. Несмотря на все усилия милиции, несмотря на демонстрацию по телевидению фотороботов, составленных с помощью свидетелей, завершения дела не предвиделось.
События разворачивались приблизительно так, как их описал невозмутимый пожилой таксист:
«Привез, значит, я на кладбище морщинистую, в оспинах казашку со слегка трясущейся головой. Согласился подождать ее возвращения. Вышла она. Я еще тогда подумал — богато живет, серьги какие нацепила — и молодой уши оттянут… Пойти помочь? Проводить?.. Нет, крепкая еще бабка, говорит — аллея недалеко. В таком возрасте пора и о собственном месте побеспокоиться, а она вон и сумку какую яркую тащит, красную с желтым. Бойко чешет, есть еще порох в пороховницах. С полчаса прошло. Засыпаю и все, уже и газета из рук начала выпадать. А ее нет и нет. Мимо никак пройти не могла — выход с кладбища рядом. А вдруг сердце? Середина рабочего дня, людей мало. Зря не пошел со старухой, стал себя упрекать. О!.. Вон вышли трое. Лица мрачные. Оно и понятно — место не для веселья. А сумка-то, гляди — знакомая, красная с желтым. Не встречал такой ни до, ни после. Сумку, раздутую, несла девица, видная из себя, но какая-то кислая, поникшая. С одной стороны у нее мозгляк такой, желтый, словно только что из могилы. С другой — крепкий парень, плечистый. Не успели выйти, девица, вроде, с дружками поцапалась. Зло что-то шипела, словно в лицо плевала, худому. А все же, похоже, чего-то боится… Скорее всего, второго. Но, наконец, решилась. Перебежала улицу и в троллейбус — прыг!.. А те гаврики в другую сторону, машину ловят, на меня косо поглядывают. Страшно торопятся. Сообразили, что я кого-то с кладбища жду. Что-то сумка ваша, ребята, меня в сомнение вводит, думаю. Не нравитесь вы мне, ей-богу. Проверить вас надо, а то мотанете — и поминай, как звали… Начал я к ним машиной подползать, тут у них глазки забегали. Я, когда из кабины вылезал, монтировку прихватил, мало ли что… Спрашиваю — что за товар дефицитный с кладбища везете, парни? Покажите, может, и я чем разживусь?.. Тут тощий бритву выхватил. Я говорю — спрячь, а то испугаюсь, боязлив я еще с тех пор, как в десантных служил — а сам все ближе подхожу. Чем это ты, сынок, говорю, клеенку припачкал?.. Открывай, открывай. Я ведь не отстану… Что, люди собираются? А мне людей пугаться нечего… Тут они как дернут назад на кладбище… Ну, у меня уже возраст не тот, чтоб за молодыми гоняться. Крикнул я людям, кто поближе к воротам стоял, чтоб переняли, но те или не поняли, или не захотели связываться. В общем, мальчики рванули и сумку бросили. Кинулись мы гуртом к сумке, а она опрокинулась — там склончик небольшой был — а из нее неуклюже выкатилась криво отрезанная человеческая голова со слипшимися от крови волосами. Лицо в грязных потеках, скалится золотыми зубами. Вот они-то ее и погубили, другого объяснения придумать не могу. Да, еще. Серег в ушах не было. Не иначе, как их те мародеры с собой прихватили». Уголовному розыску стало известно, что старуха-казашка была потомком вымирающего древнего рода, никаких наследников не имела, да и завещать-то было нечего.
Попетляв по кладбищу, парни, видимо, где-то перелезли через забор и скрылись. Севшая в троллейбус девушка также исчезла. Отпечатки их пальцев в картотеке не значились. Следы на месте преступления ничего не дали. Не принесла успеха и кропотливая разработка причастности к преступлению других посетителей кладбища. Возможно, убийцы специально явились сюда в поисках подходящей жертвы. Мельком их видела пожилая чета, пришедшая на могилу погибшего, в автокатастрофе сына. Женщина ничего толком не разглядела, показания же ее мужа и таксиста послужили основой для создания фотороботов. Оба мужчины больше внимания уделяли девушке и лицо ее удалось восстановить неплохо. Фотороботы парней были чересчур схематичны и никаких надежд не оставляя.

* * *
Фотографию, переснятую с личного дела, таксист повертел так и эдак и с сомнением покачал головой. Зато доставленную на очную ставку кареглазую» блондинку среди трех с трудом подобранных женщин опознал сходу:
— Зря ты, красавица, масть меняла. Куда б ты делась… Дура, жизнь загубила…
Призвав к сдержанности таксиста и закончив, документальное оформление очной ставки, Корнеев остался наедине с Остапенко.
Обреченно свесив голову и упрятав лицо в ладони, она тряслась от рыданий, но и пяти минут не прошло, как взяла себя в руки и засыпала подробными показаниями майора, не забыв попутно поинтересоваться, дают ли женщинам исключительную меру и как бы вообще получить поменьше.
Пока майор допрашивал Остапенко, опергруппы выехали по адресам убийц, охотно названным подследственной.
— Ну, зачем вам вызывать пенсионера?.. Я сама расскажу, добровольно. Помню старичка. С бабкой своей копался у памятника… Нет, ну я прошу вас, запишите явку с повинной! Что хотите, сделает. Помогите, чтоб поменьше дали, — клянчила Остапенко.
— Меру вашей вины определит суд.
— Суд… суд… заладили одно и то же! Ту, что на кладбище, уже не вернуть. А я молодая, красивая! Я же жить хочу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58