большая пач-
ка индийского "со слоном". А впереди была ночь, день ходьбы через пре-
валы и, может быть, еще одна ночь.
* * *
На Ташильгане оказалось полно народу: пастухи, ветеринары, еще
кто-то с отдаленных ферм. Под навесом уютно фыркали и шелестели соло-
мой расседланные кони, и нам не мгновение снова стало грустно. Все-та-
ки мы здорово рассчитывали провести эту ночь в тепле.
Но оказалось, что мы рано расстраивались. Бродя по здешним горам,
мы уже не раз убеждались в гостеприимности и доброжелательности мест-
ных людей. Их жизнь, также как и наша сейчас, был лишена городских ус-
ловностей и предрссудков. Нас приняли, как своих, и когда мы, отводя
глаза от давно не виденного хлеба, полезли в рюкзаки за консервами,
нас без лишних слов усадили к общему столу.
Потом в полутьме, разгоняемой лишь притушенной соляровой лампой,
курили все вместе ароматную махорку, слушали сквозь налетающие волны
сна гортанные башкирские фразы.
Спали кто на чем, густо, в повалку. Какая разница? Главное - в
тепле.
* * *
Пастухи встают рано, и утром, чуть свет, мы уже шагали по хрустя-
щей ледком взявшейся за ночь дороге, унося с собой тихую благодарность
к людям, встретившим нас вчера, совершенно незнакомых, накормили, а
сегодня дали в дорогу целую четверть - четверть! - круглого душистого
хлеба. Ледок весело хрустел под ногами, и мы спешили пройти как можно
больше, пока накатывающийся день не растопил его звонкую корочку в
слякотную дорожную глину.
Дорога петляла по вдруг просветлевшему прореженному осенью лесу, а
в глазах все еще стояли домики Ташильгана, полуразрушенные, лишь один
- с дымком, банька над ручьем и круглая, как шар, сенокосная сопка за
ними. И там, за и над всем этим, совсем уже далеко - лесистые контуры
Яман-тау - нашей вчерашней дороги.
Лес был засыпан снегом, но дорога не хотела замерзать надолго.
Двое из нас были в сапогах, но у третьего после месяца экспедиции уже
не оставалось ничего, кроме тяжелых отриконенных горных ботинок. Мок-
рые, буквально пудовые, они мешали идти.
Дорога была нам в радость. Мы давно уже перешагнули в себе тот
барьер, после которого мало обращаешь внимания на боль и усталость.
Звонкие и легкие, почти бежали мы по заснеженным перелескам, но нашему
товарищу становилось все труднее. Он стер ноги, к тому же его била не-
ведомо где приставшая жестокая простуда. И что хуже всего - разболелся
зуб.
Он шел молча, он умел терпеть. Мы знали это, и наши сердца разры-
вались от невозможности помочь, облегчить ему эту ставшую пыткой доро-
гу.
Погода портилась. С утра было ясно, но к полудню потеплело. И
вдруг, вместе с порывистым ветром, с хребтов потянуло холодом. Ветер
продувал насквозь, и мы, довольно легко одетые - кто мог подумать, что
будем уходить уже зимой? - мы согревались только на ходу и шли почти
без привалов. И с каждым часом нашему товарищу становилось все хуже. А
мы не могли взять у него вес, потому что каждый из нас нес столько,
сколько мог. И еще потому, что без рюкзака он просто замерз бы на про-
низывающем ветру, сотрясающем лес.
И все же мы шли, не сбавляя темпа. И только потом, когда и второй
из нас на подходе к последнему перевалу вдруг не выдержал и тяжело оп-
реся н ледоруб, мы узнали, что у него всю дорогу болело выбитое в Про-
пасти, а теперь раздерганное дорогой, колено.
Мы перекусили километрах в семи от Сергушкино, у старой, брошенной
здесь кем-то бороны. Коченея на ветру, съели последний кусочек сала из
НЗ и половину заветной горбушки. Очень хотелось закурить, но ветер и
холод гнали нас дальше, и только зайдя в сосновую чащу, мы поняли, ка-
кую глупость сделали, остановившись на ветру. Здесь было тихо и срав-
нительно тепло, и мы торопливо скурили на троих свернутую из последне
махорки тонкую самокрутку.
* * *
А на перевале, когда подъем уже почти сдал, из низких туч вдруг
ударил снежный заряд, и все вокруг потемнело. Это было что-то невообр-
зимое. Плотная крутящаяся белая масса в один миг поглотила, засыпала
нас.. Мир исчез в неистовстве снега. Мохнатые хлопья таяли на лицах,
на штормовках, талые струйки текли за воротники. Видимость упала до
двух-трех метров, и мы, растянувшись на подъеме, уже не видели друг
друга. Мы кричали и шли через это белоснежное буйство, и наши голоса
вязли, как в вате.
Кончилось все также неожиданно, как и началось. Мы стояли на пере-
вале - ослепленные, мокрые, и не верилось еще, что горы позади, что
теперь остается только вниз, вниз, вниз! И так до самого поезда.
Впереди, за лобастой известняковой сопкой, уже серело непогожее Ну-
гушское водохранилище с рассыпанными по берегу домиками Сергушкино.
Здесь мы надеялись договориться о транспорте, чтобы сократить послед-
ние километры до поселка, откуда к поезду уходил автобус.
* * *
На спуске с перевала на нас навалился дождь. И чем ниже мы уходили
от снежных затянутых облаками хребтов, тем гуще сеял этот серый про-
мозглый душ. Мы уже свыклись с зимой, и дождь был нам странен, как
будто мы вдруг отшагнули в прошлое. С неба лило, а нам было уже почти
все равно. Главное: мы дошли. Да к тому же у ншего товарища отпустил
зуб, и это сразу добавило нам настроения.
Рюкзаки сбросили на площади, если можно было так назвать эту рас-
чавканную поляну посреди Сергушкино. Сложенные у забора бревна приняли
их вес, и мы - наконец-то! - распрямили плечи. Чувствуя непривычную
парящую легкость, пошли к "работной избе", как просебя, не сговарива-
ясь, назвали большой дом на краю площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39