И
вот это сбылось, и немедленно навалился новый страх, страх наказания. Нер
адивых рабов, слишком крепко засыпающих под кустами, по головке не гладя
т. А если поведение Каттая будет истолковано как попытка побега, прекращ
ённая из-за боязни погибнуть в незнакомых местах?..
Хорошо было лишь то, что кончилась неизвестность, кончился этот бег навс
тречу неведомому. Теперь только выслушать приговор господина Ц и приня
ть свою судьбу, какой бы она ни была.
Но Тарким не первый год торговал невольниками и, конечно, видел мальчишк
у насквозь. Он отпил ещё чаю и велел:
Ц Разуйся и покажи мне ноги. Каттай неверными движениями распутал завя
зки сапожек, когда-то нарядных, а теперь до такой степени забитых пылью, ч
то невозможно было разобрать даже их цвет. Эти сапожки на прощание подар
ила ему мать. «Служи верно и преданно, куда бы ты ни попал, Ц говорила она.
Ц Раб, зиждущий честь господина, будет вознаграждён от Богов…» Босые ст
упни Каттая являли самое жалкое зрелище. Их сплошь покрывали волдыри, бо
льшей частью лопнувшие и запёкшиеся кроваво-грязными корками. Пот и сук
ровица пропитали кожу сапог, растворив краску, и она перешла на человече
ское тело, украсив природную смуглость бурыми полосами.
Ц Почему ты не пошёл босиком? Ц спросил Тарким. Ц Так ты сохранил бы и н
оги, и обувь. Посмотри, во что ты себя превратил! Мозоли-то заживут, а вот са
поги теперь только выбросить…
Ц С позволения милостивого господина, ничтожный раб вырос в городе… Ц
дрожа с головы до пят, выговорил Каттай. Ц Он не умеет долго ходить босик
ом.» Он не надеялся догнать караван, если разуется.»
Тарким взял с блюдца второй пирожок.
Ц Харгелл! Ц окликнул он надсмотрщика (и Каттай вздрогнул, отчаянно при
жимая к груди материны сапожки). Ц Проследи, чтобы этот раб хорошенько пр
омыл ноги, и дай ему мази из горшочка, что под крышкой с красной полоской. П
усть едет сегодня в возке, а дальше посмотрим.
Ц Мой великодушный и добросердечный господин… Ц начал было Каттай, но
слезы облегчения хлынули таком потоком, что перехватило горло, и он не см
ог ничего больше сказать. Он хотел было подняться, но теперь, когда напряж
ение отпустило, израненные ступни не выдержали соприкосновения с колюч
ей травой, и Каттай вновь повалился на колени. Подошёл Харгелл, поднял его
на руки и понёс к берегу озера. Обветренная, в шрамах, рожа надсмотрщика кр
ивилась в непривычной улыбке. Таркима, наслаждавшегося последними мгно
вениями отдыха, даже посетила ленивая мысль о странной нежности, что пор
ой возникает у зрелых мужчин к молоденьким мальчикам. Эта мысль не задер
жалась надолго. Он слишком давно знал Харгелла. И его хозяюшку, ожидавшую
восьмого ребёнка.
Когда караван тронулся в путь, Каттай уже крепко спал на мешках. Он даже не
почувствовал, как тронулась с места повозка. Сапожки, почти совсем отчищ
енные от пыли, лежали у него под головой, и завязки от них он на всякий случ
ай привязал себе к пальцу.
Маленький халисунец проснулся, когда день давно уже перевалил полуденн
ую черту. Его разбудил изменившийся ритм колёсного скрипа, и он испуганн
о вскинулся на своём ухабистом ложе, спросонок решив, что вновь задремал
под кустом и прозевал уход каравана. Но обмотанные тряпицами ступни тут
же чиркЦ нули по тугим выпуклостям мешка, Каттай вздрогнул, ахнул и сраз
у всё вспомнил. Он открыл глаза. Над ним тяжело трепетал кожаный полог, огр
аждавший зерно от птиц и дождя. Сзади возок был открыт, и там, вече-рея, неис
тово синело солнечное небо, а в нём плыли, удаляясь, белые облака и последн
ие высокие вершины отступившего леса.
Утром, у озера, Каттай вволю напился воды. После долгой ночной гонки она бы
ла воистину благословенна, но теперь часть её ощутимо просилась наружу.
Мальчик приподнялся и выглянул из повозки.
Там тянулась прочь и колебалась на весу длинная толстая цепь. Её звенья б
ыли покрыты густой ржавчиной всюду, где не тёрлись одно о другое. Через ка
ждые два локтя от неё отходили цепи потоньше, увенчанные парами железных
челюстей. В этих челюстях, запертых особым замочком, плотно и прочно удер
живались человеческие руки. Колёса и копыта коней взбивали тонкую пыль,
и она садилась на лица, волосы и одежду мужчин. Шедшие впереди успели за вр
емя пути стать одинаковыми буро-серыми близнецами, различимыми только п
о росту.
Ц Ага! Ц проворчал тот, что шагал слева. Одно ухо у него было отсечено. Ве
роятно, ещё в юности, когда впервые попался на краже. Ц Сопливый царевич
проснулся, мать его шлюха! Как почивалось, вельможа?..
Каттай лишь втянул голову в плечи и ничего не ответил на незаслуженные с
лова. Он не первый день был с ними в пути. Иногда на привалах он помогал Хар
геллу и другим надсмотрщикам раздавать кашу. После того как один из рабо
в в благодарность запустил в него камнем, а ещё двое звероподобных попро
бовали схватить Ц Каттай понял: господин Тарким собрал в своём караване
вовсе не тех благонравных невольников, которых, бывало, ставила ему в при
мер его мать.
Ц Отстань от мальчонки, Корноухий, Ц почти добродушно проворчал тащив
шийся справа. И сплюнул, выхаркивая из горла дорожную пыль: Ц Во имя ложа
Прекраснейшей, рухнувшего во время весёлых утех! Ты-то сдохнуть готов, то
лько чтобы другому не было лучше.
В караване почти не употребляли имён, обходясь прозвищами, придуманными
на месте. Этого раба звали Рыжим: прежде чем все цвета уничтожила грязь, у
него была густая шапка тугих рыжих кудрей.
Шедший слева выругался на неведомом Каттаю наречии и яростно дёрнул цеп
ь, чем тут же вызвал сиплые проклятия сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14