Но трудно выжить, если все три наваливаются разом…Потому-то приносят в жертву конунга, оказавшегося несчастливым на мир и урожай. И чтут колдунью, умеющую наполнить проливы косяками сельдей. И самый бедный двор редко обходится без пиров, устраиваемых по обычаю — трижды в год.Первый пир собирают зимой, когда день перестает уменьшаться. Потом весной — на счастье засеянным полям. И наконец, осенью, когда собран урожай и выловлена треска… Это жертвенные пиры. Плохо тому хозяину, которого бедность вынуждает ими пренебречь! Бог Фрейр, дарующий приплод, может обойти милостью его двор. А удача — оставить.В Торсфиорде ни разу еще не забывали об этих пирах. Вот только соседей в гости здесь не приглашали. Рунольв пировал у себя в Терехове, Виглафссоны — в Сэхейме. *** К старшим братьям приезжал еще Эрлинг, и Хельги принимал его ласково, ведь не дело ссориться в праздник.Раньше в Сэхейм заглядывал иногда херсир по имени Гудмунд Счастливый, старый друг Виглафа Хравна. Тот, что жил на острове в прибрежных шхерах, в трех днях пути к югу. Однако теперь его паруса с синими поперечинами появлялись в Торсфиорде все реже. Шесть зим назад Гудмунд херсир потерял единственного сына Торгейра и с тех пор сделался угрюм…А приезжал ли кто к Рунольву — того Виглафссоны не знали и не хотели знать.Когда подошло время осеннего пира, Видгу по обыкновению послали за Приемышем. Видга посадил Скегги в свою лодку и спихнул суденышко в воду. Хельги сказал ему:— Только пускай Эрлинг в этот раз не привозит с собой Рунольва!Накануне праздника Хельги подарил Звениславке золоченые пряжки: скреплять на плечах сарафан, который здешние женщины носили составленным из двух несшитых половинок. Звениславка не торопилась заводить себе чужеземные одежды — однако застежки понравились. Каждая была почти в ладонь величиной, и между ними тянулась тонкая цепь. Другие цепочки свешивались с самих пряжек.Можно привесить к ним игольничек, обереги, маленькие ножны с ножом…С обеих фибул смотрели усатые мужские лица. Грозные лица… Хмурились сдвинутые брови, развевались схваченные бурей волосы, сурово глядели глаза.Одно выглядело помоложе, другое постарше. Пряжки как бы говорили: смотри всякий, что за человек подарил нас подруге. Он такой же, как мы. Обидишь ее — не спасешь головы!Хельги был вполне ровней этим двоим. Хотя, правда, ни бороды, ни усов не носил.— Нравится? — спросил он Звениславку. — Носить станешь?Она ответила:— Спасибо, Виглавич…Он опустился на лавку и велел ей сесть рядом. И посоветовал:— Носи так, чтобы смотрели один на другого. Это Хегни и Хедин, древние конунги. Хедин полюбил дочку Хегни и увез ее от отца. Хегин погнался за ним и настиг, и девчонка не помогла им помириться. Тогда они повели своих людей в битву и полегли все до единого. Но девчонка была колдуньей и ночью оживила убитых. И я слышал, будто они по сей день рубятся друг с другом где-то на острове, а по ночам воскресают из мертвых!Мимо них из дому и в дом сновали рабыни и жены. Ставился хлеб, бродило пиво, готовилось мясо.Хельги сказал:— Я знаю, как выглядят твои пряжки, потому что это я велел старому Иллуги их сделать, и я видел их готовыми.Он взял ее руку и положил на свое колено. Стал перебирать пальцы.— Вот только тогда я думал, что они будут подарком моей невесте. И не тебе я собирался их подарить. Да и ты, как я думаю, не от меня хотела бы их получить. Расскажи про жениха!Звениславка опустила голову, в груди поселилась тяжесть: ох ты, безжалостный!— Что же тебе про него рассказать?— Ты называла его имя, но я позабыл.— Чурила… Чурила Мстиславич.— Торлейв… Мстилейвссон, — медленно повторил Хельги. — Все имена что-нибудь значат. Мое значит — Священный. А его?— Предками Славный… Хельги похвалил:— Хорошее имя.Звениславка подумала и добавила, невольно улыбнувшись:— А кто не любит, Щурилой зовет. Рубец у него на лице-то… Вот и щурится, когда обозлят.— Шрам на лице не портит воина, — сказал Хельги. — Потому что у трусов не бывает шрамов на лице. Твой конунг красивее, чем Халльгрим?Звениславка долго молчала, прежде чем ответить:— Такой же… только черноволосый.— Стало быть, твой конунг некрасив, — проворчал Виглафссон. — Черноволосый не может быть красивым, даже если он смел.Звениславка ответила совсем тихо:— Нету краше.Хельги сбросил ее руку с колена и вспылил:— Убирайся отсюда! Ты будешь сидеть вместе с рабынями, потому что ты беседуешь с Иллуги охотнее, чем со мной!Звениславка испуганно подхватилась с места, отскочила прочь. Хельги поднял голову — ну ни дать ни взять сокол, накрытый кожаным колпачком.— Ас-стейнн-ки!— Здесь я, Виглавич.— Подойди сюда. Сядь…Когда Эрлинг приехал в Сэхейм и сошел с корабля, Халльгрим немало удивился, увидев, что младший брат привез с собой жену и маленьких сыновей.Этого Эрлинг никогда прежде не делал. Халльгрим спросил его без обиняков:— Что случилось, брат?Эрлингу явно не хотелось портить ему праздник.— Думаю, безделица, Халли. Есть у меня раб по имени Рагнар сын Иллуги, да ты его знаешь… Халльгрим заметил с неодобрением:— Малоподходящее имя для раба… Почему ты позволяешь ему так себя называть? Эрлинг пожал плечами:— Приходится позволять, потому что он задира, каких и среди свободных немного найдется. Так вот этот Рагнар поссорился с рабом Рунольва, и они подрались. Того раба я знаю давно, поскольку он любит ходить ко мне во двор и мы с ним разговариваем. Он англ и из хорошего рода, а зовут его Адальстейном.Вчера он пришел опять и рассказал, будто Рунольв всем жалуется на меня и на моих дерзких рабов и говорит, что давно уже ждет от меня беды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25