Ярл неторопливо привставал на рыси и уже совсем по-дружески, не опасаясь обидеть, подсмеивался над боярином Сувором:
— Почему ты взял своего пса на седло? Шуба у него волчья, но по всему получается, что он изнежен, как кошка…
Сувор отвечал столь же беззлобно:
— Посмотрим, Рулав, что ты скажешь на ловле, когда твой голенастый высунет язык от усталости, а мой по-прежнему будет весел и свеж.
Хрольв посмотрел на настороженного мохнатого зверя, лежавшего поперек холки коня, прикинул, что весил тот явно не меньше взрослого человека, и отшутился:
— Если только не получится так, что твой скакун свалится замертво, еще не добравшись до леса…
Позади них, на некотором удалении, нахохлившись, трясся в седле Замятня Тужирич. Если бы кто наблюдал за ним в течение всех этих дней, проведенных в Роскильде, этот кто-то мог бы заметить, что Замятня вечер от вечера становился все раздражительней и мрачней. Однако он и так никогда приветливым нравом не отличался, да и присматриваться к нему ни у кого желания не возникало. Младший боярин, ведающий охранной ватагой, — эка невидаль!
Никого не должно было бы удивить и то, что Замятня глаз не сводил с Рагнара конунга и боярина Твердислава, ехавших впереди. Не след именитым гостям опасаться предательства, когда они под защитой такого вождя, как Рагнар Кожаные Штаны, — а и кметю, отряженному привезти их назад, все равно не до сна. Это тоже всякому понятно, кто хоть немного подумает.
Пегий конь Замятни шарахнулся в сторону, вздумав испугаться птахи, взвившейся из куста. Боярин стиснул колени и так рванул повод, что пегий задрожал и присел на задние ноги. Понял: лучше впредь не играть, не то шкуру назад на конюшню целой не донесешь…
Мохнатый Волчок смирно лежал под надежной хозяйской рукой, упершись лапами боярину в сапоги. Лишь карие глаза блестели под светлыми кустиками бровей, да влажный нос трудился без устали, вбирая запахи незнакомого леса. Волчок был по нраву похож на самого боярина Сувора, такой же хмуро-невозмутимый, нескорый на веселье и гнев. Дигральди, наоборот, дурачился, как щенок. Едва подъехали к опушке — с гавканьем кинулся за полевой мышью и притворился, будто не слыхал летевшего вслед хозяйского свиста.
— Унесло бы тебя на север и в горы… — ласково выругался Хрольв. — Не думай, гардский ярл, будто он у меня такой непослушный. Он часто сопровождает мою жену и не обращает внимания ни на других собак, ни на кошек. Вот и радуется свободе!..
Сувор понимающе кивнул головой. Хрольв повернул коня и поднял его в галоп, догоняя собаку.
Дигральди в самом деле радовался свободе. Скакать за ним пришлось не менее полусотни шагов. Когда же Хрольв продрался сквозь колючие мелкие сосенки, он увидел, что Дигральди припал к земле, ощетинившись и грозно рыча, а против него, держа в поводу лошадь, стоит младший гардский ярл — Замятня.
— Пять Ножей, — едва убедившись, что Хрольв подъехал без спутников, сказал Замятня. — Сделай так, чтобы я смог переговорить с твоим конунгом наедине.
— Что?.. — удивился датчанин.
Лицо у Замятни было напряженное, зеленоватые глаза нехорошо поблескивали. Сразу видно — не о пустяке просит, о жизненно важном.
— Разве ваш старший не все передал, что надлежало? — цепляя к собачьему ошейнику поводок, спросил Хрольв. — Зачем тебе конунг, да еще с глазу на глаз?
Замятне некогда было говорить обиняками. Он сказал:
— Я могу дать Лодброку совет, который поможет ему поступить верно. Конунгу понравится то, что я скажу ему. Если ты поможешь мне увидеться с ним, он тебя наградит.
Хрольв подумал, уж не убийца ли, замысливший тайный удар, хочет приблизиться к конунгу. Что ж, пусть попробует. Рагнара еще не заставали врасплох, да и сам он будет поблизости. Он усмехнулся:
— Награду от конунга я давно уже получил, и такую, что ничего больше не надо… Я скажу ему о твоей просьбе. Если он захочет с тобой говорить, я тебя позову.
Сегодня боярин Твердислав беседовал с Рагнаром без толмача. Он очень плохо знал датский язык и с трудом подбирал слова. Старый конунг, как выяснилось, немного знал по-словенски — даром, что ли, столько раз ходил походами на стольную Ладогу. Так вот и беседовали, смеясь и помогая друг другу. Обоим это нравилось.
Твердята составлял про себя похвалу «бородатой» датской секире, когда к Рагнару подскакал его ярл, Рулав, и что-то быстро проговорил. Разобрать его слова, высыпанные, как горох в деревянную миску, Пенек даже не попытался — был занят своим. Да и мало ли что мог сказать Рулав своему вождю по пути на охоту, — не первый он был, кто к Рагнару зачем-либо подъезжал, и не последний. Конунг в самом деле едва повернул к нему голову и коротко, мимоходом ответил.
Под первыми же высокими соснами их ждал Сувор и другие знатные охотники, выехавшие вперед. Сувор как раз спустил наземь Волчка и спешился сам. Дигральди уже сидел на траве, поводя боками и свесив розовый язык. Рагнар конунг показал Твердиславу тропинку, уводившую в сторону от торной дороги:
— Там стоит дерево, которое я почитаю. Перед охотой я люблю посещать его один, это приносит мне удачу. Я скоро вернусь.
Толкнул пяткой гривастого серого жеребца и исчез за кустами.
Замятня ждал конунга возле сосны, которой две человеческие жизни назад кто-то попортил макушку: так она и росла, раздвоенная на высоте груди человека.
— Ты хотел меня видеть, гардский хирдманн? — спросил Лодброк. — Зачем?
Замятня неожиданно сдернул с головы шапку и коснулся пальцами бурых сосновых иголок, выстлавших между ними тропу:
— Прими, датский государь, сугубый поклон от моего князя Вадима. Моими устами хочет он держать с тобой особую речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21