"Нынче народ за десятку удавится, – говорил он. – Теперь пассажир не тот.Раньше, бывало, из-за носильщиков дрались, особенно купейные, а теперь скоро наш брат носильщик будет из-за пассажира воевать. Потому как обнищал народ. А ведь на иного челнока смотреть больно. Сумки эти клеенчатые, чемоданы – все на себе прет. А то колесики придумали. А что эти колесики – курам на смех".Сам дед Григорий жил неплохо, но кто же не хочет жить лучше? А потому, если случалось, не упускал возможности надыбать лишнюю копеечку. Вместе с Линкой Аникиной, вагонной уборщицей, с которой деда Григория связывала нежная дружба, чтобы не сказать любовь, они подбирали потерянные и оставленные вещи.Часть из них дед Григорий отмывал и реализовывал на барахолке у Владимирского собора.Поэтому, зазывая клиентов, толкая перед собой тележку или отдыхая на скамеечке, дед Григорий внимательно смотрел на рельсы и под платформы. Чего только не находилось! Кошельки с деньгами – самое банальное. Книги, пачки документов, броши и кольца, иногда золотые, школьные дневники и кандидатские диссертации, детские игрушки и вставные челюсти. Брал он все, кроме дневников и челюстей (если не золотые) – эти сбыта не находили.В десять утра, когда поезда дальнего следования уже прибыли и пассажиры с них разошлись, дед Григорий позволил себе перекусить, устроившись в конце третьей платформы, за которой начинались чахлые полуоблетевшие кустики. Он вынул из кармана завернутый в газету бутерброд с кровяной колбасой и уже отхватил порядочный кус, когда его внимание привлек некий объект. Продолжая жевать, дед Григорий подошел к краю платформы и внимательно пригляделся. В кустах что-то лежало, и Сучков с легкостью, удивительной для его комплекции, спрыгнул вниз.Он, как всегда, не ошибся. В кустах лежала кожаная сумка. «Бабешка какая-то обронила», – смекнул носильщик. Сумка крепкая, хорошая, совсем новая.На Владимирской с руками и ногами оторвут. Дед Григорий поднял ее. Внутри оказался кошелек с десятью тысячами (тоже деньги, да и кошелек кто-нибудь купит), носовой платок, коробочка с надписью «о. б.» и паспорт! А вот это уже серьезная удача.Дед Григорий вытер руки о куртку и аккуратно раскрыл паспорт. Выдан на имя Марины Александровны Сорокиной, 1969 года рождения, русской. Первой фотографии не было, а со второй глядело миловидное женское лицо, обрамленное пышными светлыми волосами.– Что ж ты, девонька, документик-то теряешь, – назидательно сказал фотографии дед Григорий, – или пьяная была? Пить уметь надо, так-то.Сучков сунул кошелек и паспорт во внутренний карман, сумку свернул, чтобы не привлекала внимания, и пошел искать Линку.
Ангелина Степановна уже закончила работу и ушла бы домой, если бы ее не задержали в милиции. Теперь в вокзальном буфете она делилась пережитым с буфетчицей:– Ой, Зинка, я думала, рехнусь. Вхожу я туда, и сердце сразу не на месте.А как открыла дверь, внутри все захолонуло. Кровищи! Будто поросенка резали.– Чего-то, Линуль, ты сегодня не того, – раздается у нее над ухом зычный глас.– Ой, Гриша, не говори, – плачущим голосом отозвалась Аникина. – Страху натерпелась! Убийство у нас. Я вот Зинаиде как раз рассказываю – открыла я дверь в кабину машиниста, а там!– Чего, машиниста, что ли, грохнули?– Да ты послушай сначала. Женщину зарезали в электричке, у машиниста в кабине.– Машинист, что ли?– Да в задней, в задней кабине! – в сердцах крикнула Аникина. – Говорят тебе! Я думала, не переживу. В обморок упала! – Ангелина Степановна смотрела на своего кавалера так, будто он и был главным виновником происшедшего. – Как стояла, так и свалилась.– Н-да, – протянул дед Григорий, – надо же… Ну да ты баба крепкая. – И Сучков ласково шлепнул подругу по тому месту, где под мешковатой оранжевой безрукавкой располагался таз. – Пойдем примем успокоительное.– Что, Гришка, разбогател? – заметила Зина.– Для любимой женщины ничего не жаль! – изрек дед Григорий и увел Ангелину Степановну из буфета.– Я тоже кой-чего нашел, – подмигивая сожительнице, сказал Сучков. – Сумка. Хорошая, новая. А в ней кошелек с десяткой и паспорт.– Надо бы сходить по адресу, – смекнула Аникина, на глазах оправляясь от пережитого ужаса.– Вот и я о том, – хмыкнул в бороду дед Григорий. – То-то обрадуется растеряха. Наука ей будет.– Так вознаграждение должна дать, – деловито заметила Аникина.– Как без вознаграждения, – развел руками Сучков. – Сколько просить-то, вот в чем вопрос.– А это мы у ментов пойдем спросим. Узнаем, какой штраф за это полагается.Накинем за доставку. Все по-честному.– Дело говоришь, – кивнул Григорий. – Только вот еще что. Лучше бы позвонить сначала. Мол, нашли ваш документик. Сначала договориться, как и что.А то придешь и получишь одно «большое спасибо».– Обратно к ментам идти. – Аникина притворно вздохнула. – Я ж оттудова.Битых два часа держали.– Так ты теперь им лучшая подруга. Тебе и карты в руки.Сладкая парочка пересекла небольшую площадь, отделявшую здание вокзала от отделения милиции. Аникина решительным жестом толкнула тяжелую дверь.– Че, все-таки решила сдаться? – приветствовал ее дежурный Селезнев. Он раскраснелся еще больше и был очень весел. – Давай, бабка, колись – ты девку порешила. Небось из ревности. Твой бородатый на нее глаз положил!– А ну тебя! – радостно откликнулась Аникина.– Ну а чего тогда явилась? По мне, что ли, соскучилась?– А вот чего. – Ангелина Степановна подошла поближе к стеклянной перегородке, делавшей Селезнева похожим на хищную аквариумную рыбину. – Мне телефончик один надо узнать. Племяннице хочу позвонить. А как назло, номер забыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127