Самарин обернулся.– Слушай, ты все-таки юридический кончал, – начал Гринько издалека. – Что нужно, чтобы ребенка усыновить? Если он гражданин другой страны?
В подземное переходе под Каменноостровским, как обычно, оглушительно играл саксофон. Рядом с музыкантом на брошенной на цементный пол картонке сидел большой спокойный пес, тут же стоял мальчик. Дмитрий привычно бросил в коробку розовую двухсотку и прошел мимо. Оказавшись на другой стороне бывшего Кировского, он подошел к ряду телефонов-автоматов. К счастью, пара из них работала.– Вас слушают, – послышался в трубке голос Дубинина.– Осаф Александрович, это снова Самарин. Мне нужно срочно увидеться с вами. Нет… По телефону не могу. Приехать к вам домой? Разумеется. Прямо сейчас.Выйдя из будки, Дмитрий, вместо того чтобы повернуть свои стопы к Большой Пушкарской, где располагался его дом, вышел на проезжую часть и, подняв руку, остановил бомбилу на «Таврии».– Васильевский, улица Кораблестроителей, – бросил он, садясь рядом с водителем.Разговор с Дубининым вышел не из коротких и не из самых легких. Пришлось излагать все с самого начала – с времен, когда по вокзальному буфету бродил Морис Матонго.Осаф Александрович слушал внимательно, время от времени перебивая, чтобы задать вопрос или что-то уточнить.Когда Дмитрий закончил, он вышел позвонить. Самарина на это время препроводили на кухню, где угощали пятью разными вареньями собственного изготовления. Дмитрий дегустировал одно за другим, неизменно нахваливал, хотя, положа руку на сердце, так и не разобрал, чем «пятиминутка» отличается от «витамина».Наконец появился Осаф. Жена, понимавшая его с полуслова, поднялась, извинилась и отправилась спать.– Загрузили вы нас работой, – покачал головой Дубинин. – Если так пойдет и дальше, все наше агентство будет работать только на вас.Самарин так серьезно посмотрел на старого криминалиста, что тот не мог не рассмеяться:– Да что вы волком смотрите! Шучу я. Вот молодежь пошла, шуток в упор не понимает! Да хорошо, что кто-то проводит за нас следственную работу. Ну да ладно. – Он махнул рукой. – Давайте по порядку. Отпечатки ушли куда следует. В общем, картина такая. Если их обладатель хоть когда-нибудь где-то дактилоскопировался, эта информация у нас будет. Даже если это происходило двадцать лет назад на Чукотке и он был членом следственной бригады;Но получим мы ее не раньше чем завтра к вечеру. Быстрее не получается.Самарин кивнул. События последних часов вытеснили поиски маньяка на второй план. Тоже важный, но все-таки второй.– Теперь о том, что вы обнаружили сегодня. Как я понял, это помещение, где содержатся подростки, которых предполагают в дальнейшем как-то использовать.Вас засекли. Вы понимаете, что это значит?Самарин понимал это не хуже самого Дубинина. Это значит, завтра в этом помещении не будет не только ни одного подростка, оно примет совершенно нежилой вид, и даже стекла станут грязными.Четырнадцать часов, а именно столько длится осенью в Петербурге темное время суток, – достаточное время, чтобы замести какие угодно следы. А подростки окажутся в другом таком же строении. Может быть, пара-тройка из них будет обнаружена в ближайшие дни на путях, в кюветах или подвалах.– Надо действовать прямо сейчас.– Я о том же.
Браки, как известно, совершаются на небесах, не важно, какими церемониями они сопровождаются переплетением двух кос в одну, принесением в жертву ягненка или постановкой печатей в паспорте.Все началось, когда в подземном переходе у Ладожского появилась Зойка с маленькой Ксюшей. Зойке было лет двадцать, а Ксюше лет пять, что не мешало им быть матерью и дочерью.Промышляли они новым для Ладожского вокзала способом. В городе таких развелось много, но тут Зойка с Ксюшей были первыми. Они не канючили нудными голосами: «Люди добрые…», не сидели, тупо уставившись в одну точку, повесив на шею картонку: «Хочу есть». Они устроились перед старым аквариумом, в котором копошились котята всех цветов и степеней пушистости. Здесь же находилась табличка: «Помогите домашнему приюту».Дело шло бойко. Просившие на новый протез, на похороны любимого брата и на лечение, погорельцы, беженцы и прочий народ только хлопал глазами, глядя, как щедро подают кошатницам. Куда там! Не проходило дня, чтобы одного-двух котят не купили за пять, десять, а то и за пятнадцать тонн! Недостатка в новых котятах не было – их несли отовсюду.Сперва погорельцы, собиравшие на новый протез хотели выжить конкуренток из перехода. Они перевернули аквариум с кошками и уже начали обрабатывать Зойку, но Ксюша подняла такой крик, что он долетел до милицейских ушей.Разбираться явился сам Потапыч. И в результате Зойка не только получила прописку в переходе, но и теплое место в «крысятнике», где ей выделили целый отсек!– Она же не одна, – важно пояснял Потапыч, – с дитями, – один свой, а сколько зверят!Теперь Зойка по праву могла говорить о «домашнем приюте для животных».Глава вокзальных бомжей сам нередко наведывался в «Кошкин дом».Прошло еще немного времени, и все поняли – Потапыч обзавелся семьей.Неформальный лидер стоял, почесывая бороду и разглядывая ценники. На «Балтику-1» хватало, но хотелось «троечки», до нее недоставало.– Пантелеймон Потапович, – услышал он. Много лет он не слышал по отношению к себе такого обращения. Его звали или по отчеству, или «гражданин Верига».Потому он не без интереса обернулся. Перед ним стоял следак, тот самый, что приносил Зинаиде в буфет оперативку на маньяка.– Вы меня помните? Старший следователь Самарин. Можно вас на минуту?Потапыч позволил увести себя к стене, долго внимательно слушал, что ему тихо толкует старший следователь, и наконец отрицательно затряс головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127