- Ты хоть сам понимаешь, что ты дурак? Такого ты, пожалуй, с
Восточного похода не вытворял. Будет конкурс дураков - даже там ты займешь
последнее место. Пьеро, отведи еще дальше от деревни, и там стоп. Сергей,
в башне до утра, не спать.
Я убираюсь с ЦП и тихонько лезу в отсек, там народ от коек не
отстегивался и имеет весьма смутное представление о том, что случилось. Я
вкратце рассказываю и валюсь тоже. Заснуть так и не удается до рассвета, я
лежу и мыслю над своими подвигами, и постепенно прихожу к выводу, что
Серчо прав.
Подъем, очередь к умывальнику, а затем приглашение команды на разбор.
От гусениц поднимается гнилостный запах - они в ошметках слизи и пятнах
засохшей синей гадости, Пьеро размотал шланг до озера и смывает следы
сражения, но воняет от этого не меньше. Серчо, эффектно освещенный
восходящим солнцем, раскладывает мои действия на куски и долбает их, без
эмоций, но с не менее тошнотворной назидательностью.
- Ты, Алек, смотри, что сделал: во-первых, совершенно не по делу
полез на помощь. Тебя просили? Нет. Деревня у озера стоит, значит, вахлаки
этих спрутов одноруких особо не боятся и умеют их отваживать без помощи
нежелательных чужеземцев. Дальше: гнал ты до шестидесяти километров - это
на кнопочном-то управлении, с надутыми понтонами! Шальной обломок скалы,
бревно удачно обломанное - и не спасла бы армировка и двойные слои.
Кстати, и спасаемые могли их копьем пропороть, достаточно наговора пятой
силы, а такое даже Знахарь делает в полсекунды. - Знахарь при этих словах
удовлетворенно кивает. - Дальше, по ходу боя. Зачем ты их гусеницами
давить полез? Ну, испугалась бы эта дрянь, ну, утащила бы нас в озеро. Ты
уверен, что наша тонна плюсовой плавучести помогла бы? И не спасла бы нас
ни пушка, ни гранаты, разве что снова створки открывать.
Пьеро принимает эту фразу как окончание официальной части и снова
принимается за свое дело. Чисимет со Знахарем бормочут - несведенную
очаровку снимают, я отскабливаю пластину объектива перископа. Амгама на
все смотрит, потом выпрашивает у Пьеро струйную насадку и довольно неплохо
домывает кормовую плиту и последние траки. Орел над нами снизился, головой
вертит.
- Серчо, - говорю, - семь бед - один ответ; может, сниму его из
винтовки?
Серчо молча указывает мне на ходовую рубку, и я понимаю, что лучше
было вообще внимания к себе не привлекать.
Итак, прощай молчаливый Орогоччу и здравствуй Болотистое озеро и все,
что там будет дальше. Сползает танк в воду, я включаю водомет, и плывем мы
узлов под пять, к другому берегу выберемся часам к шести вечера, а то и
ранее. Интересное образование этот противоположный берег. У нас его
Мелкогорьем окрестили, а я бы назвал чертовым лабиринтом - как только путь
к равнинам вычислили у нас, я бы такой маршрут ни в жизнь не измыслил.
В жилотсеке народ смотрит ночную запись и изыскивает слова, как бы
обозвать живность - сошлись на слове "моноспрут". Эти споры меня заставили
мысли о Мелкогорье стряхнуть, а больше на озеро смотреть. Вода гладкая,
даже не как зеркало, а как масло загустевшее. То тут, то там всплывают
радужные пятна, а воздух ощутимо пованивает гнильем и прочей столь же
приятной жизнедеятельностью. Орел наконец-то отвалил, не захотел над водой
висеть, даже непривычно без него. Чисимет наладился было на крышу, но
Серчо запретил, а потом и люк задраил для верности - этот моноспрут
сдернет с крыши кого угодно, а то и внутрь свое щупальце запустит. На
активностной картинке - кутерьма пятен всех цветов, они под водой и с
боков, и прямо под нами, и общий фон висит сильный - нехорошее место это
озеро!
Орогоччу уже за горизонтом скрылся, только вершины в дымке торчат, а
через полчаса и они исчезают. Теперь мы ползем по озеру в единственном
числе на все обозримое пространство, и от носового понтона расходятся две
ленивые волны, они тоже - единственные волны вокруг. Часов в полпервого
Дрон сообщает: нет связи с базой. Мы ее не слышим, хотя установки
исправные, проверено три раза. Сергей занят экраном - его задача
парировать сразу две помехи - мощную, идущую спереди, и мелкие - из озера.
С огромным скрипом он приводит картинку в порядок, а приведши поминает
чью-то абстрактную мать.
Выстроившись полушарием вокруг и снизу нас идут на тех же пяти узлах
эти самые моноспруты и лучатся злостью-агрессивностью. Я беру вбок - у
тварей появляется еще и недовольство этим, конечно, если считать, что
расшифровка эмоций верна. Но если верна - значит, двигаясь в сторону
Мелкогорья, мы делаем именно то, что им нужно?
Я эти свои ощущения привожу в удобовыслушиваемый вид и выдаю на ЦП.
Серчо для разнообразия холоду в ответ нагонять не стал, со мной
соглашается и вводит режим повышенной готовности, а заодно и смену вахт -
нужны свежие силы. Теперь Пьеро в рубке, Сергей в башне. Дрон ставит к
приемным окнам гранатометов зажигательные и кислотные кассеты - жалко, что
их у нас немного. Серчо на своем ЦП возится, а я помогаю Знахарю ставить
защиту на главные узлы - он работает, а я на подхвате. Чисимет этого не
умеет, Амгама тоже ни при чем, и оба маются, сознавая свою полную
ненужность.
Танк резко ныряет носом - началось. Не стали довольствоваться
моноспруты ролью конвоиров. В стеклоблок видна одна мерзкая
щупальцеобразная рука, а другой иллюминатор вообще забит этой зеленью.
Затем вся масса содрогается, и еще, и еще - это Серчо дал электроразряд,
потом резкий хлопок - пошла граната, затем еще одна, и шипение включенных
колебаний фона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131