Она осторожно взяла куклу в руки. Потом побежала к двери и вдруг остановилась как вкопанная.
— Спасибо! — крикнула она во весь голос.
И улетела, словно жаворонок. А ее "спасибо" еще долго отдавалось эхом в стенах зала.
От этого "спасибо" я почувствовал в душе блаженство. Глубокое, еще неизведанное блаженство... Такое, которое дано почувствовать только мерзавцам вроде меня.
Этот праздник души вполне стоил двадцати с лишним миллионов. Да это, впрочем, было и немного...
Я наклонился над своей яичницей. Она была уже холодной. Холодной и чересчур соленой. Видимо, от моих слез...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БЕЗ ДУРАКОВ
Уже больше двух дней я почти ничего не жрал, и желудок мой возмущался вовсю. Водичка из фонтанов и несколько червивых яблок, подобранных на обочине — это, согласитесь, не бог весть что! От голода я даже начал дрожать, как столетний деревенский старикан, и стыдился самого себя.
Наконец как-то вечером я добрался до крохотного городишки, где буйствовала передвижная ярмарка, и там сказал себе, что пришла пора поправить мое положение. Иначе, если дальше так пойдет, я скоро окажусь среди нищих и начну ночевать в приютах Армии Спасения, в компании всех местных и приезжих попрошаек...
Наверное, меня взбодрили огни и музыка. Я остановился напротив торговца, который продавал под открытым небом вафли, и стал с умилением смотреть на малышей и влюбленных, хрустевших этими сладкими пустышками.
Толпа — это лучшее лекарство для людей в моем положении. Она успокаивает их своим теплом и убаюкивает своим бестолковым гулом. Толпа — это тот же наркотик.
Я стал косить по сторонам в .поисках какого-нибудь не слишком герметичного кармана, куда можно было бы сунуть воровской пинцет из двух пальцев. Но деревенщина обычно носит кошелек в кармане штанов, и чтоб его выудить, требуется профессиональное оборудование. Я не хотел рисковать: заметит какой-нибудь зануда — и крику будет на весь городок. Мне сразу начали рисоваться силуэты жандармов, безликие, как в китайском театре теней... Дальше все как всегда: арест, выяснение личности, суд... Нет, погореть на грошовой карманной краже мне было не к лицу. Капут, схваченный за руку в момент похищения кошелька у честного землепашца! Представляете? Вся уголовщина будет хохотать до упаду!
Я подошел к манежу, где ездили, сталкиваясь, маленькие электрические автомобильчики, и засмотрелся на малолеток, которые с воплями и дурацким сме-
хом изображали из себя гонщиков "Формулы-1". Зрелище было яркое, достойное кисти художника-баталиста: цветные машинки-черепашки проворно сновали взад-вперед по жестяной площадке, антенна скребла по железной сетке под потолком, высекая голубые искры... Я просто глаз не мог отнести.
Хозяйка аттракциона сидела на кассе и торопливо рассовывала по рукам билеты: на машинки была очередь. Ее муженек, пузатый, будто накачанный выхлопными газами тип, руководил работой манежа. Он звонком возвещал о старте и финише, включал и выключил ток да покрикивал на пацанов, влазивших на деревянные перила ограждения.
Его помощник, высокий молодой араб с понурым лицом, собирал билеты у садящихся в машины. Он был гибким, как кошка, и перепрыгивал с одного автомобильчика на другой, не становясь на жестяной пол и даже не держась руками, за борта. Когда он заканчивал контроль, пузан включал рубильник, и маленькие разноцветные машинки возобновляли свою идиотскую круговерть, а араб уже на ходу рвал билетики двух последних экипажей. Его акробатический номер тоже был частью программы. Те, кому в этот раз не досталось тачки, наблюдали за прыжками ловкача, чтобы скоротать ожидание,
Я уже собрался было уходить, как вдруг на манеже произошло что-то непредвиденное. Странное дело: у меня, похоже, иногда появляется двойное зрение. Может, голод оттачивает человеку восприятие, и голодный замечает происходящее за секунду до того, как оно случается? ! Вот так, когда я уже хотел идти своей дорогой, какое-то предчувствие приковало меня к земле. Я увидел...
Араб спрыгнул с последней машинки. Он собирался занять свое обычное место на платформе, но тут двое пацанов из очереди затеяли свару, началась толкотня, и парня выпихнули на манеж, как раз в тот момент, когда одна из машин летела прямо на него. Послышался удар, крики... Толстяк тут же выключил рубильник. На манеж выскочили люди... Араб корчился на отшлифованном до блеска жестяном полу. Ему сломало лодыжку, и ступня болталась из стороны в сторону. Лицо у бедняги стало яблочно-зеленым, губы побелели. Он так страдал, что не мог выдавить из себя ни слова, и в конце концов, принял, самое мудрое решение: взял да и отключился. Добрые души отнесли его в кафе на углу площади — в ожидании машины, которая должна была доставить парня в больницу округа.
Манеж остановился на добрые четверть часа: милосердный хозяин первым вызвался помочь своему пострадавшему помощнику.
Я увидел, как он выходит из кафе: бледный, хм у-рый, покусывающий губы от досады.
— Послушайте, патрон...
Он посмотрел на меня невидящими глазами, думая о своем.
— Ногу сломал, — проговорил он. — Что ж, могло быть и хуже.
— Да... На пару месяцев — гипс, и опять сможет плясать твист как ни в чем не бывало. Значит, остались без помощника?
— Ага. Придется пока одному...
Он грустно посмотрел на деревенских пацанов и девчонок, толпившихся у манежа. Видимо, производил в уме отчаянные подсчеты... Прикидывал, что теряет по меньшей мере один заезд из пяти... Радоваться было нечему. Тем более что приближался конец сезона — самое время развернуться на полную катушку.
— Послушайте, я видел, как работает ваш парень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135