Оскорбленное достоинство лезло у него изо всех дыр.
— Ну-ну, не обижайтесь...
Мы снова подняли паруса и понеслись к Визилю.
— Не понимаю... — проговорила Эрминия.
— Чего ты не понимаешь? И вообще — разве с тобой такое бывает?
— Как Рапен — если это был он мог появиться здесь за два дня до своего приземления?
Тут я блеснул мозгой:
- С чего ты взяла, что до приземления? Почему бы не предположить, что самолет нашли только два дня спустя?
Она слегка наклонила голову:
— Да, действительно... Значит, приземлились они двадцать седьмого.
— Несомненно. А Бидона никто не видел, потому что он проспал до поздней ночи.
— Вывод?
— Вывод такой: человек, который проходил здесь двадцать седьмого чпслп (или двадцать восьмого, если дед ошибся) действительно Рапен. И доллары были при нем. Мы на верном пути.
До Визиля мы доехали не торопясь.
— Как по-твоему, — спросила Эрминия, — он не мог закопать деньги где-нибудь в лесу?
— Ни в коем случае. Только крестьянин доверяет свою кубышку земле... Рапен был слишком тонкой натурой, чтобы копать яму. И потом — чем ему было копать? И куда он положил бы деньги? Не говоря уже о том, что это вообще рискованно: в лесу человека замечают чаще, чем может показаться...
Тем временем мы въехали в Визиль. И тут у меня родилась идея... Родилась в тот момент, когда я увидел пузатого почтальона с кожаной сумкой через плечо.
Я резко затормозил, шины взвизгнули, прохожие обернулись на нас.
— Эй, господин почтальон, можно вас на секундочку? Он важно приблизился.
— У меня к вам один вопрос: сколько времени может ждать адресата письмо или посылка "до востребования"?
Я почувствовал, как сидящая рядом Эрминия вздрогнула.
Она поняла. Черт возьми, разве это не лучший выход? Обменять свои доллары Рапен временно не мог. Увезти с собой за границу тоже не мог, а уезжать нужно было немедля. Значит... Доллары, упакованные как следует в коричневую бумагу, превращаются в безобидную посылку. Посылку, которую можно отправить куда угодно...
Но очень многое зависело еще и от ответа толстяка почтальона.
— Письма и посылки "до востребования" хранятся в почтовых отделениях в течение двух недель, следующих за неделей поступления... — отбарабанил он заученную наизусть формулировку.
Мой руки, лежавшие на руле, начали дрожать.
— Следовательно, письмо, отправленное двадцать седьмого числа прошлого месяца, хранится до...
— До пятнадцатого. Сегодня было четырнадцатое...
— Включительно?
— Включительно.
Он оказался не таким гордым, как тот старый сморчок, и поспешно сцапал тысячную бумажку, которую тот отверг.
— О, благодарю, мсье...
Еще бы: ему выпала нежданная возможность наклюкаться, не подрывая семейного бюджета...
Мы с ней ничего не сказали друг другу.
Для нас наступил решающий, вернее, даже критический момент. Как будто нам предстояло пройти по канату, натянутому над Ниагарским водопадом.
Один неверный шаг — и все пропало!
Если Рапен действительно оставил деньги на почте до востребования, нам нужно было забрать их в ближайшие несколько часов. Иначе просроченная посылка пойдет дальше, и на ней можно будет поставить крест.
Я спросил у почтальона, где находится почта. Я почти не сомневался, что Рапен отправил (если вообще отправил) свою посылку именно отсюда: его торопило время.
Бидон говорил, что после приземления они ели. Потом он заснул... Значит, Рапен покинул равнину уже после полудня. Он шел пешком, и сюда должен был добраться к двум, а то и к трем часам. Он направлялся в Гренобль, но не был уверен, что успеет туда до закрытия почты, и наверняка решил 'выгрузить свою добычу в первом же поселке.
На почте сидели за окошками две девушки-брюнетки. Я обратился к той, которая ведала посылками:
— Скажите, мадемуазель, вы все время работаете в этом отделе?
Она, видимо, приняла меня за приставалу и нахмурилась.
— А что?
— О, не хмурьте брови, мои помыслы совершенно чисты. Я ищу своего друга, с которым мне обязательно нужно увидеться, и надеюсь, что вы сможете моим выручить.
Она смягчилась.
— Нет, я здесь не одна. Мы сменяемся я каждую неделю.
— А двадцать седьмого или двадцать восьмого числа прошлого месяца была ваша смена?
Она взглянула на большой настенный календарь и кивнула.
— В таком случае у меня к вам разговор. Я смотрю, уже без пяти двенадцать; позвольте нам с женой пригласить вас в ближайшее кафе. Можете не сомневаться, мы вас отблагодарим.
Она помедлило, но в конце концов согласилась — то ли потому что я оказался С "женой", то ли клюнула на это "отблагодарим".
— Все класс, — сказал я Эрминии. — Идем в кафешку. Там посылочницу легче будет пытать...
Девчонка пришла через семь минут после первого знакомства. На ней было цветастое платье, пиджак от костюма и белые носки. Во всем этом облачении она, похоже, казалась себе законодательницей мод. Ее губы были накрашены в виде фиалки, а крепкий южный акцент оправдывал черные волоски на ногах.
— Двадцать седьмого или двадцать восьмого числа прошлого месяца, — начал я, когда ей принесли поесть, — этот мой друг отправлял отсюда посылку до востребования...
Она наморщила лоб.
— Вот как?
Я достал паспорт Рапена и сунул фотографию покойника ей под нос.
— Вот этот парень. Не припоминаете?
Мы с Эрминией затаили дыхание и лишь проникновенно смотрели друг на друга, сознавая, что переживаем сообща неординарную минуту.
— Возможно... — проговорила почтальонша, глядя на фото.
И жизнерадостно добавила:
— Как ни странно, я лучше запомнила не лицо, а фамилию. Рапен... Как у художника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135