«Грация и красота. Эрнест Калиссон». Эдуар увидел стоявшие рядком четыре кресла, три из которых были заняты дамами, озабоченными своими прическами. Войдя в зал, герцогиня сразу же исчезла из поля зрения.
Подойдя поближе, Бланвен увидел прямо напротив входа в салон лестницу. Раздвижная перегородка отделяла зал от служебного помещения. Славная Хейди двинулась по направлению к лестнице. Сам хозяин салона со щеткой в руках орудовал над головой увядшей семидесятилетней женщины. Препоручив клиентку заботам одной из своих помощниц в необычайно короткой юбке-шортах, он поднялся по лестнице. Эдуар подумал, что парикмахер похож на Фаусто, любовника его матери; можно было подумать, что именно этот тип мужчин особо притягивает к себе женщин, стоявших на пороге своего шестидесятилетия.
Сам факт супружеской измены герцогини позабавил Эдуара. Объяснением могли служить мафусаилов возраст и хилый вид Гролоффа, но есть люди – и герцогиня была из их числа, – чьи любовные утехи можно представить себе, только если сильно напряжешь воображение.
Подталкиваемый каким-то шаловливым бесенком, Бланвен вошел в салон и без тени смущения поднялся по лестнице. На площадке второго этажа дверь была приоткрыта. Из ближайшей комнаты до него донеслось хихиканье обхаживаемой толстухи. Эдуар решительно пошел по коридору, увидел другую дверь. Хихиканье сменилось стонами.
Совершенно потеряв чувство стыда, Бланвен открыл дверь. Представившееся его глазам зрелище не разочаровало его. Задрав юбку до самой талии, толстуха Хейди лежала поперек кровати, широко раскинув ноги. На ней были чулки с черным поясом, черные же соблазнительные трусики парикмахер постарался отодвинуть как можно дальше, чтобы удобнее было полизать герцогиню в самое интимное местечко. Как настоящий профессионал, месье Калиссон усугублял счастье дамы при помощи скрещенных среднего и указательного пальцев, водя ими вверх и вниз – движение, способное вызвать любовь партнерши, – даже если вместо пальцев у мужчины протезы, правда, более или менее гибкие.
При виде подобного распутства на грани гротеска у Эдуара кровь прилила к вискам.
– Так ли должна вести себя герцогиня? – прошептал он, как бы разговаривая сам с собой.
Парикмахерских дел мастер, чьи уши были зажаты мощными ляжками мадам Гролофф, ничего не услышал, зато его партнерша резко подскочила, чуть не вырвав добычу из уст Эрнеста. Перегнувшись всей верхней половиной туловища, Хейди смогла разглядеть незваного пришельца.
«Боже Всемогущий, – подумала Хейди на своем родном языке, – за что Вы так наказываете меня!»
Понимая, что происходит нечто ненормальное, парикмахер прекратил свои ласки и явил миру свое лицо с блестящими губами.
Увидев в комнате Эдуара, он пришел в ярость.
– Какого черта вам здесь надо, именно вам? – без всякого намека на любезность осведомился Эрнест.
Это «именно вам» усиливало резкость вопроса.
Не отвечая, Эдуар развернулся и вышел из комнаты, провожаемый проклятиями парикмахера, которого герцогиня тщетно пыталась успокоить. Бодрым шагом Бланвен дошел до очаровательного порта Шуазель, где в золотисто-коричневом оцепенении пританцовывали на воде хрупкие парусники. Эдуар вошел в кафе и заказал себе пива. За соседним столиком мужчина, одетый как марсельский моряк, рассказывал байки случайным слушателям, заглянувшим сюда пропустить по стаканчику. Бланвену подумалось, что все здесь дышало умиротворением, успокаивающим, счастливым умиротворением, какое бывает на некоторых курортах. Дело шло к лету, несмотря на переменчивую погоду. Дожди были недолгими, впрочем, и солнце не очень-то баловало. Тут ощущалась чисто швейцарская неподвижность, спокойная и мягкая, вселявшая уверенность в людей, живущих за пределами Гельвеции.
Опасность, которая поджидала во Франции, не тяготила Эдуара: он не придавал ей почти что никакого значения. Перспектива зажить княжеской жизнью была интересной, но особо не привлекала Бланвена. Он не испытывал ни малейшего желания играть роль князя, ему хотелось стать настоящим князем, поняв смысл своих функций. Как настоящий работяга, он желал выполнить неожиданно свалившуюся на него задачу. Главное – не допускать праздности, Чем грешил его отец. Не поддаваться тепличным условиям жизни в изгнании. В Эдуаре жило смутное чувство долга. Ему надо будет накрепко выучить историю Черногории; а может быть, в нынешние, более либеральные, времена существует возможность монархии в этой стране? Он должен отправиться туда, пока он еще зовется Бланвеном и является обладателем французского паспорта. Узнать общественное мнение, проанализировать политику правительства.
Такое решение привело Эдуара в восторг. Никогда прежде он не испытывал подобного прилива энтузиазма.
Это была скромная книжечка небольшого формата с обложкой цвета папье-маше и матерчатым корешком. В ней не хватало страниц, а оставшиеся были большей частью оторваны и вложены. Под епископским гербом было написано черными буквами: «Для пользования в Гренобльской епархии»; затем чуть ниже, вязью из усиков виноградной лозы, было выведено: «Гренобль, Феликс Дарделе, Печатник – Издатель, 4, Гранд-рю, 4». Книжечка пахла пожелтевшей бумагой, к этому запаху примешивался смутный аромат лилий.
– Волнующе, – вздохнул Эдуар.
Он старался представить себе княгиню Гертруду маленькой девочкой безукоризненного поведения, обучающейся в религиозной школе для царственных отпрысков; как она комментирует церковные песнопения, собранные в этой потрепанной книжечке. Наверное, она была благонравным ребенком, но решительно настроенной достойно встретить все удары, которые ей уготовит судьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116