Минивье или Планшони Минивье или Планшони. Как узнать? Может быть, виновны оба? Я в этом сильно сомневаюсь, потому что предатель честолюбив, а такие люди предпочитают действовать в одиночку…Когда я останавливаюсь перед поместьем Тибодена, несчастного ученого уже перевезли в больницу Эвре. Я твердо решил доставить ему блистательную компенсацию.Узнав, что он пришел в себя, я продолжаю путь до Эвре. В больнице мне говорят, что ученого поместили в отдельную палату и сейчас его навестить нельзя. Я настаиваю и прошу разрешения поговорить с заведующим клиникой. Просьбу удовлетворяют, несомненно благодаря моему безотказному шарму.Заведующий оказывается любезного вида человеком. Мне кажется, мое звание комиссара производит на него впечатление. Не потому, что он особо уважает полицейских, а скорее из-за того, что читал кое-что из моих воспоминаний во время ночных дежурств.Я спрашиваю его о состоянии Тибодена.— Он выпил слишком большую дозу — (не настаивайте, я все равно не скажу вам название этого препарата), — отвечает главврач. — Не знаю, выпутается ли он. Я позвонил в Париж профессору Менендону. Это лучший токсиколог во Франции. Он уже выехал… Мы разберемся…— Мне сказали, что Тибоден пришел в себя. Как вы думаете, я могу с ним поговорить? Он качает головой.— Поговорить с ним? Да, он вас услышит, но отвечать не сможет…— Мне бы все-таки хотелось попытаться…— Как хотите, но не слишком его утомляйте… Он очень слаб… В его возрасте это серьезно;Он сопровождает меня к отдельной палате, погруженной в успокаивающий полумрак.В ней стоит противный запах.— Ему сделали промывание желудка, — предупреждает меня главврач. — Я не уверен, что это даст положительный результат…Я подхожу к кровати. Изможденное лицо профессора почти не выделяется на подушке. Серые волосы похожи на плесень. Его глаза закрыты, дыхание короткое… Я смотрю на результаты своей работы с перехваченным горлом.— Господин профессор! — тихо зову я. Одно его веко наполовину приподнимается, но второе остается опущенным.— Вы меня слышите? Я комиссар Сан-Антонио… Приподнятое веко подрагивает.— Кто-то подсыпал вам яд, — говорю я, — но не волнуйтесь: мы вовремя это заметили, и вы спасены…Никакой реакции. Можно подумать, что этот вопрос его совершенно не интересует.— Я попрошу вас сделать небольшое усилие, профессор… Постарайтесь вспомнить, говорили ли вы обо мне в профессиональном плане с кем-нибудь из вашего окружения? Вы сказали кому-нибудь из ваших помощников, что я полицейский?Его лицо остается неподвижным, как маска, и кажется высеченным из пемзы. Такое же серое и пористое…— Вы не можете отвечать, профессор? — Я протягиваю ему руку. — Если можете, пошевелите пальцем!Я чувствую ладонью легкое шевеление.— Отлично. Я повторяю вопрос. Если вы пошевелите пальцем, это будет означать “да”… Вы говорили кому-нибудь из лаборатории, что я полицейский?Его рука в моей остается неподвижной, как веревка.— Никому? Вы уверены?Он не шевелится.Заведующий больницей подает мне знаки. Видимо, он считает, что я слишком усердствую. Эдак я убью старикана второй раз.— Ладно, — вздыхаю я, — лечитесь, господин профессор. И не сомневайтесь, я скоро арестую виновного.После этого довольно рискованного обещания я отчаливаю, эскортируемый главврачом.— Мне кажется, он очень плох, — говорю я.— Да. Меня удивит, если он выкарабкается! Я беру его за руку.— Я хочу, чтобы вы его спасли!— С этой просьбой, комиссар, надо обращаться к Господу Богу, а не ко мне!— Тогда передайте ему ее от меня…Я продолжаю задавать себе трудные вопросы. В своем туфтовом сообщении месье Икс написал, что в поместье находится полицейский. Как он догадался, кто я такой?Узнали меня или…Нет, решительно, что-то тут не то…Я вхожу в телефонную кабину на почте и звоню Старику с просьбой прислать мне в подкрепление Пино, Берюрье и Маньена. Я решил нанести большой удар!Господа между тем рьяно взялись за работу. Трудятся, ожидая новостей. Это у них такой способ убивать время. Я прошу Мартин позвать ко мне доктора Дюрэтра и, когда тот выходит, увожу его в парк, чтобы поговорить.— Доктор, — говорю ему я, — в этом доме находятся шесть человек. Один из них преступник.От этой преамбулы его рот раскрывается. Я вспоминаю туннель Сен-Клу.— Что вы сказали?— Правду. И, простите, вас я считаю среди этих шестерых.От моей откровенности он закрывает рот, но тут же открывает его вновь, чтобы спросить:— Что вы называете преступником?— Шпиона! Он интересуется изобретением Тибодена… Один из вас предатель. Как видите, со времен апостолов не произошло ничего нового…— Это безумие!— А главное, аморально.— Один из нас!— Да. Поскольку я выбрал вас в доверенные лица, сам толком не знаю почему…Я замолкаю и улыбаюсь ему. Нет, я знаю, почему обратился к Дюрэтру, а не к Минивье. У него глаза Фелиси, моей мамы. Знаете, такие большие удивленные и испуганные глаза, которые все прощают…— Итак, раз вы посвящены в тайну, я задам вам следующий щекотливый вопрос. Если один из ваших коллег предатель, на кого бы вы скорее подумали?Он хмурит брови, смотрит на мыски своих плохо начищенных ботинок, потом на меня.— Я не могу ответить на подобный вопрос, месье! Вы должны это понимать… Делать такой выбор было бы подлостью… Позвольте вам сказать, что меня в равной степени удивит предательство любого из нас!Это реакция честного человека, я могу ее только приветствовать.— Не будем больше об этом. Я хочу задать вам второй вопрос.— Слушаю вас.— Вам известно, над чем именно работал Тибоден? Он краснеет и отводит глаза.— Ну?— Хм… Это… — Вдруг он улыбается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28