Это же ясно, как божий день!Как видите, мой Толстяк весьма и весьма любознателен и не менее наблюдателен, как сказал бы мой знакомый наблюдатель со стороны двух нулей H (ООН-организация объединенных наций.).Нас усаживают в большой черный автомобиль. За рулем сидит один тип. Я узнаю его по желчному взгляду в мой адрес — это шофер той самой тачки, у которой мы вчера прокололи шины. У меня возникает предположение, что мы можем испытывать определенные трудности с интерпретацией своего вчерашнего поведения по отношению к японским коллегам.Телега пускается с места в карьер. Мы сидим сзади с одним из “утят”. Другой сидит рядом с водителем, но держится начеку и не спускает с нас узких и пристальных глаз.Наша лайба черной грозой пешеходов врезается в дорожный поток.Какое-то время мы шлифуем по центру города, and after (А затем (англ.).) выкатываемся в пригород. Так как эта дорога ведет в Кавазаки, я решаю, что нас везут на место преступления.Но на этот раз (единственный и неповторимый) Сан-Антонио ошибается. Мы проезжаем через Кавазаки, почти не снижая скорости. Что это значит?— Слушай, Сан-А, — бормочет его Невежество, — по этой дороге мы сможем доехать до Франции?— Ну, ты даешь! Япония расположена на архипелаге!— А что это такое?— Группа островов.Я обращаюсь к японцу, говорящему по-французски:— Куда вы везете нас?— В Йокогаму!— Зачем?— Увидите сами!Знаете ли, ну а если не знаете, то сейчас узнаете, ваш Сан-А не может выносить, когда с ним разговаривают таким тоном.— Помилуйте, уважаемый, — рявкаю я, — не забывайте, что вы имеете дело с иностранным гражданином. Мне не нравятся ваши манеры и вы можете за них поплатиться. Вместо ответа он безмятежно улыбается.— Послушайте, — настаиваю я, разъяряясь, как бенгальский тигр, к хвосту которого привязали улей.— Во Франции, для того, чтобы кого-то задержать, требуется ордер на арест, надеюсь, что у вас он тоже имеется?Второй тип преспокойно достает из кармана мятую бумаженцию, испещренную иероглифами.— В последнем параграфе, допущена орфографическая ошибка, — улыбаюсь я.При этом я не замечаю, что мой японский сосед по заднему сиденью коротко бьет меня ребром ладони по шее. Можно подумать, что у меня случилось короткое кровозамыкание спинного мозга с расширением верхней правой диафрагмы, прогрессирующим выделением мокроты дифференциального компрессора и атрофия яремной вены с последующим смещением соединительного хряща в результате разрушительного подземного толчка.Мне не хватает воздуха. Я распахнул свой хлебальник на ширину ворот Вестминстерского аббатства в день коронации, и несмотря на это не могу поймать ни одной частички кислорода для своих легких. Мне кажется, что я вот-вот откину копыта. Как вы думаете, сколько лет человек может прожить без воздуха?Берю пытается отомстить за меня. Я вижу, как он вцепляется в глотку моего обидчика, но в это время второй хмырь с переднего сиденья награждает его ударом короткой резиновой дубинки по чану. Берю издает вздох экстаза и сползает с сиденья. В свою очередь, я тоже получаю добавку на ходу от реальности. Бац! И я ныряю в небытие. Мы превращаемся в две неподвижные груды тряпья, сваленные в салоне машины, которая, не сбавляя хода, мчит нас в неведомое. Глава 9 "По-о-о бескрайним водам синим, Где звезды блещут на волнах, Поплыву вдво-оем я с милой…”
— Эй, Берю!Мы уже не в машине, а в какой-то голой комнатухе, куда едва пробивается свет через круглое слуховое окошко. Я связан, также как и Берю (который даже скорее весь перевязан), и лежу на полу рядом с ним.Мой соотечественник находится в сидячем положении и, грустно склонив голову на грудь, поет тоскливым протяжным голосом, созерцая концы своих пут.— Берю!Мой друг умолкает, поднимает голову и смотрит на меня опустошенным взглядом. Он выглядит очень усталым.— Что вы сказали, месье? — лепечет он.У меня возникает подозрение, что от удара шутильником по чану его бедные мозги превратились в майонез. Он добавляет:— Мы случайно не встречались в Касабланке?— Послушай, Берю…— Я весь внимание!— Я никогда не был в Касабланке!— Я тоже. Тогда это была, наверное, пара других типов…….Он полностью теряет ко мне интерес, роняет на грудь башку и затягивает неоконченную песню:
"Поплыву вдво-оем я с милой На ночных капризных парусах.”
Мне становится не по себе видеть его в таком состоянии. Вам не кажется, что у бедолаги Берю поехала крыша? Впору передать несчастного на поруки Берте, чтобы она выгуляла его в кресле-каталке по Булонскому лесу, или же отправить проветриться на русской тройке с бубенцами по заснеженным степным просторам.— Эй, Толстяк, возьми себя в руки!Но я не успеваю надоесть ему. Пол, на котором покоится мое тело, вдруг уходит из-под моей спины. В тот же момент брызги пены залепляют слуховое окошко, которое на деле оказывается иллюминатором каюты.Ошибка исключена: подсознание Толстяка догадалось об этом — мы находимся в открытом море, вот почему он затянул “Синие волны”.— Берю, соберись с мыслями, чувак, а то тебя дисквалифицируют.Он мычит, жужжит, урчит, чихает и, наконец, вновь поднимает башку.Он смотрит на меня, видит, узнает, улыбается и радостно говорит:— Привет, чувак! Я неплохо вздремнул. Какова наша утренняя программа?— Можно начать с посещения замка Иф, — вздыхаю я.— Чего это тебе вдруг вздумалось? Я ничего не отвечаю. Он осматривается по сторонам, морщит лоб мыслителя и бормочет:— А, собственно говоря, где мы, Сан-А?— Вопрос, конечно, интересный!— Да ты ведь связан!— Почти так же крепко, как и ты.— Неужели и я тоже?!— Я уже, кажется, сказал тебе об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42