— Ты все время придираешься к словам, Сан-А. Ты прям какой-то пурист!А пурист сейчас выглядит бледно. Всей троицей мы гуськом спускаемся посмотреть на труп.Смерть не сделала Падовани красивее. Он сейчас больше похож на отбивную, чем на ярмарочного силача. Его башка буквально раскололась на части, а руки-ноги все переломаны. Его можно соскребать ложечкой.Пинюш, добросовестный как всегда, опускается на колени и начинает обыскивать мертвеца. Он достает из карманов бумажник, золотую авторучку, турецкие сигареты (слабость этого амбала), золотые часы и шелковый платок. Важная деталь: к углу платка привязан огромный перстень-печатка, украшенный здоровым бриллиантом размером с фасолину.Я пытаюсь надеть печатку на руку мертвеца, но кольцо слишком узко для толстых пальцев громилы. По-моему, он взял его на гоп-стопе и выжидал время, чтобы сплавить…Забрав бумажник, я возвращаюсь к себе в кабинет.Устроившись поудобнее, со стаканом виски под рукой, я начинаю изучать содержимое лопатника из крокодиловой кожи. В нем тысяча долларов сотенными купюрами, водительские права на имя Падовани, пятьсот сорок французских франков, фотография малышки Мари-Жанны, изображенной в купальнике на пляже, и лотерейный билет — тираж должен состояться на днях.В общем, ничего такого, что могло бы навести на след.Я продвинулся к разгадке в том смысле, что нашел виновного, но по-прежнему ничего не знаю о его первой жертве, равно как и о мотиве убийства.В дверь стучит Ларут.— Привет, комиссар, — говорит он. — Что новенького? Я начинаю беситься.— Сейчас не время, старина, извините… Но от журналистов отделаться еще сложнее, чем от хронической экземы.— Вы меня позвали из-за какой-то интересной фотографии…— За этим идите во двор.— Что происходит?— Вам объяснят. Простите, но я больше не могу уделить вам ни секунды.Он выходит разъяренным. Я снимаю трубку телефона.— Приведите ко мне девку!Смерть ее амбала меня озадачила. Блатные редко кончают жизнь самоубийством. Я знаю, что для него все было кончено, он должен был отправиться на гильотину и понимал, что это неизбежно, но я все-таки никак не могу понять глубинную причину его прыжка. Испугался оказаться выставленным на посмешище? Или был потрясен предательством своей подружки?В кабинет опять вводят Мари-Жанну.Увидев, что ее парня здесь больше нет, она немного приободряется.Я делаю конвойным знак поднимать паруса и встаю перед ней.— Слушай, девочка, у меня больше нет времени с тобой возиться. Вот как обстоят наши дела: твой дружок не захотел расколоться и от всего отпирается. Поскольку у меня нет против него формальных улик, а он малый хитрый, мне придется его выпустить. Ставлю штаны зуава против руки моей сестры, что после того, что произошло, Турок тебя пришьет.Ты ж его знаешь: он парень нервный. А трепка, которую мы ему задали, еще больше ухудшила его настроение.Я выбрал правильный тон. Она бледнеет, и ее глаза расширяются от страха.— В общем, если хочешь сохранить свои кости в целости, тебе остается одно: расколоться на полную. Тогда мы прижмем Турка, и это пойдет на пользу твоему здоровью. Что ты об этом думаешь?Она согласна на тысячу процентов.— Да, да, — блеет она. — Но я ничего не знаю… Он дал мне вчера конверт и велел отнести его на почту. И все!Эта дура даже не сечет, что и это тянет на хорошее обвинение!— Оставим историю с конвертом. Меня больше интересует другое дело.О нем ты что-нибудь можешь рассказать?— Нет. Скрытнее моего мужика никого нет. Могила. Это она удачно выразилась: Турок теперь — могила. Я бы даже сказал — мавзолей!Я немного размышляю, чтобы проветрить мозги.— Ладно, подожди, подойдем к делу с другой стороны. Беру листок бумаги и карандаш.— Где вы оба обретаетесь?— В гостинице “Серебряный берег” на улице Милан.— Номер комнаты?— Четырнадцать.— С кем он водит знакомство? Она пожимает плечами.— Пфф… С ребятами с Монмартра…— Мне нужны имена! Она размышляет:— Боб Шалун… Греноблец… Маньен Улыбчивый… Их настоящих имен я не знаю.— С этим я как-нибудь разберусь… Скажи, тебе в последнее время не казалось, что Турок провернул деликатное дельце?— О! По нему никогда ничего не понять… Чтобы узнать, о чем он думает, надо встать очень рано!— По ночам он работал?— Да, изредка. Но он мне никогда ничего не говорил. Турок был прямо-таки герметичным субъектом. Не из тех лопухов, что доверяются бабам. Он прекрасно знал, что они мелют языком, как помелом! Вы делитесь с ними секретами, но не успели вы еще закончить, как они мысленно составляют список тех, кому можно пересказать эту историю.— Это все, что тебе известно?— Да, клянусь вам!И она торжественно вытягивает руку.— Ты чего делаешь? — смеюсь я. — Дождя нет. Обиженная, она опускает лапу.— Со своими приятелями он встречался в “Баре Друзей”?— Да.Ай! Вот этого я и боялся. В данный момент господа блатные уже в курсе циркового представления, которое мы там устроили. В среде урок началось большое волнение. Спасайся кто может! Простившись со своими шлюшками и погладив напоследок их упругие груди, они ложатся на дно.Даже если я сумею схватить дружков Турка, вовсе не обязательно, что они были его сообщниками.Мне в голову приходит одна идея. И очень даже неплохая…Я высовываюсь из окна. Ларут фотографирует мертвеца. Я его окликаю:— Не уходите, не поговорив со мной, Ларут. Это крайне важно.Затем я вызываю конвой Мари-Жанны и отдаю распоряжение:— Слушайте внимательно, ребята. Сейчас два часа пополудни. Вы продержите эту девицу до восьми часов, потом привезете ее на машине на улицу Милан и высадите в пятидесяти метрах от гостиницы “Серебряный берег”
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33