И почему моим доблестным соратникам пришло в голову загулять именно сегодня вечером, да еще прикрываясь моим именем!
— Совершенно верно! — с энтузиазмом подхватил я. — Мы были вместе вплоть до недавнего времени, расследуем одно щекотливое дельце… Увы, он мне снова срочно понадобился. Когда вернется, попросите супруга прийти на Орлеанскую набережную, восемьсот двенадцать, последний этаж. Очень жаль, что потревожил вас, любезнейшая.
Резким движением я нажал на рычаг.
Черт побери! Держу пари, они развлекаются на пару! И этот баламут Берю в качестве застрельщика!
Я в нерешительности разглядывал телефонный аппарат. По долгу службы следовало информировать коллег, и подключить к делу “систему”, но, как всегда, некая мистическая сила удерживала меня. Вы же знаете, я своего рода скупердяй. Если в руки попадется хорошенькое дельце или хорошенькая девушка, я ни с кем не желаю делиться.
Приняв решение, я поднялся с козлиного меха и спустился по лестнице.
“Совещание” подходило к концу. Туристки жеманно прощались — карикатурное подобие подгулявшей компании. Не знаю, какой предлог нашла Ребекка, чтобы разогнать сборище, однако без протестующих воплей не обошлось. Особенно разорялась Нини:
— Да пошел он, этот легавый! Пусть занимается твоим придурком племянником в рабочее время!..
Вот оно что, девчушка продолжает использовать прежнюю байку. Похоже, она не страдает богатым воображением.
Я ступил в вольер с хищницами, умиротворяюще улыбаясь.
— Жаль, что подействовал на вас в качестве распылителя.
Махина в джинсах обернулась на мой голос. Судя по затуманенному взгляду, в ней боролись противоречивые чувства.
— Это что, необходимо, выгонять моих друзей? — проскрипела она.
— На свете нет ничего необходимого, милейшая, — ответил я, — но все может оказаться полезным. Пока дамы облачаются в манто, поднимемся на секундочку на террасу.
Великанша нахмурилась и стала еще уродливее.
— И что мы там будем делать, на террасе? Звезды считать?
— Да, и вдыхать вольный воздух небес.
Напрасно я старался произвести впечатление, на ее мрачной роже не отразилось ничего, кроме сдержанной ярости и глубокого отвращения к моей персоне. Несколько секунд мы в упор смотрели друг на друга. Наконец она уступила и взобралась по лестнице.
— Присаживайтесь! — пригласил я, указывая на кресло.
— Короче, я могу чувствовать себя как дома! — хохотнула Нини. Я остался глух к насмешке.
— Нини, так вас называют близкие, но, допустим, вы окажетесь перед судом присяжных, как к вам станет обращаться председатель?
Не слишком увлекательный зачин, не правда ли? Но я люблю побивать противника его же оружием и испытываю ужас перед заносчивыми коровами.
— До меня ваш юмор не доходит, — ответила Нини, немного помолчав. — Но, возможно, вы и не думали шутить, а?
Я закурил.
— Хотелось бы знать ваше полное имя, дорогая Нини.
— Для чего?
— Для отчета. Я не могу себе позволить оставлять в нем пробелы. Так поступают только фельетонисты бульварной прессы.
— При чем тут отчет! — взбеленилась неотесанная глыба. — Черт побери, какое я имею отношение к племяннику Ребекки?
— Никакого, полагаю, — согласился я, — впрочем, я тоже. Избавьте меня от сомнений: если вы встанете на стул, у вас не закружится голова?
Видимо, она заподозрила, что имеет дело с чокнутым, и потому лишь вытаращила глаза.
— Доставьте мне удовольствие, взберитесь на стульчик, что приставлен к шпалернику, и тогда увидите, что нам есть о чем поговорить. Не поверите, как часто тема для беседы так и витает в воздухе.
Она не пошевелилась.
— Ну давайте же, Нини! Я вас не разыгрываю.
Она поднялась, подошла к стулу, нерешительно покосилась на меня и получила в ответ ободряющую улыбку.
— И что теперь? — спросила она, взбираясь на стул.
— Теперь взгляните!
— На что?
— Взгляните же!
Я пристально следил за выражением ее чудного личика. Изучал ее, словно бактериолог овсяное зернышко под микроскопом. Поймите меня правильно, друзья: на труп можно смотреть по-разному, и по тому, как подозреваемый смотрит на труп, легко определить, знал он о его местонахождении или впервые видит. Обман невозможен. Наоборот, чем больше ломают комедию, тем быстрее себя выдают.
Нини взглянула.
Нини увидела.
Нини вздрогнула.
Нини обернулась.
Теперь я знал. Мне хватило нескольких секунд пристального изучения. Истина — словно налет на зернышке. У Сан-А глаз — алмаз! Понимаю, это не всякому дано. Либо вы ощущаете некий ток, таинственные флюиды, либо нет. Я ощущаю.
Дело в шляпе! Нет, в короне!
Нини понятия не имела о мертвеце на крыше. Могу не только голову и руки-ноги, но и все остальное дать на отсечение.
— Ну и как? — спросил я.
Видели бы вы эту великаншу, бочкообразную, неповоротливую, торчавшую на стуле, как огромная курица на насесте; видели бы ее унтер-офицерскую рожу, глаза плошками, белые носочки, туфли без каблуков, плечи — коромысло, необъятные формы, выпиравшие из-под расстегнувшейся рубашки, жандармский ремень на джинсах. Грубая, неотесанная, громадная, она словно сошла с картины кубиста. Повторяю, если в вы ее увидели, лопнули бы от смеха, разлетелись брызгами, рассыпались на мелкие кусочки. Да, потешное было зрелище, даже жутковатое. Онемев от изумления, Нини сползла с пьедестала.
Я галантно подал руку. На мгновение в дылде проснулась женщина. Она оперлась на мою руку, спрыгнула на террасу и плюхнулась на стул.
— Вот мерзавка! — неожиданно прорычала Нини. — Она знала?
— Вы говорите о Ребекке?
— Почему она приволокла легавого, не предупредив меня?
— Полагаю, она не знала, как вы отреагируете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55