в прихожей пахло духами и каким-то горьковатым кремом, должно быть, миндальным.
Узнав, кто пришел к ней, Успенская округлила глаза: кого-кого, а милиции не ждала. И все же гостеприимно пригласила в комнату – небольшую, но красиво меблированную. Уголок возле окна занимало дорогое чехословацкое пианино, на журнальном столике возле тахты и на инструменте в хрустальных вазах стояли красные и белые розы на высоких стеблях, и это придавало комнате праздничность и даже торжественность.
Успенская указала посетителям на диван, а сама примостилась в кресле за журнальным столиком, как бы отгородившись от них розами. Хаблак сразу разгадал эту невинную женскую хитрость и подвинулся так, чтобы иметь возможность видеть глаза Ларисы Яковлевны.
Она ни о чем не спросила – обладала-таки выдержкой, сидела с деланно-равнодушным видом на краешке кресла, словно подчеркивая, что у нее мало времени, и она будет благодарна, если ее не задержат.
– Вы знакомы с Борисом Свиридовичем Булавацким? – спросил Хаблак. – Извините, может, не очень тактично задавать такой вопрос, но мы выясняем одно дело и вынуждены обратиться к вам.
– Конечно, я знаю Бориса Свиридовича, – ответила Успенская, не отводя взгляда, – но без веских причин я бы не хотела вести разговор на эту тему.
«А тебе характера не занимать», – подумал Хаблак и решил не таиться. Да и зачем? Дело, в конце концов, не заведено, допрашивать Успенскую у них нет оснований, и все зависит от ее доброй воли, так лучше рассказать ей, чтобы знала, зачем они тут.
– Вчера Борис Свиридович обедал с компанией в кафе «Эней» в Сосновке. После обеда официантка нашла на столе миллион рублей, забытых Булавацким или его товарищами. – Говоря это, внимательно следил за выражением лица Успенской. Если ее знакомый – делец, и Лариса Яковлевна знает о его махинациях, то должна как-то реагировать. Но он недооценил Успенскую, или та действительно ничего не знала о Булавацком, – сидела спокойно и с иронией смотрела на капитана. А тот продолжал:
– Вот мы и хотели спросить…
– Так и спрашивайте, – ответила она прямо.
– Но ведь он уехал.
– Да, в отпуск.
– Куда поехал?
Успенская внимательнее посмотрела на Хаблака.
– Я обязана отвечать?
– Как видите, мы не пишем протоколов, собственно никакого дела нет. Просто хотели бы поговорить с Борисом Свиридовичем.
– Он вернется из отпуска…
– Почти через месяц…
– К сожалению, ничем не могу помочь.
– Он не жаловался, что потерял деньги?
– Миллион рублей? Откуда?
– Да, сумма значительная…
Воловик, до сих пор не вмешивавшийся в разговор, не выдержал:
– Почему вы не хотите помочь нам, Лариса Яковлевна?
– А вы попытайтесь себе представить, – ответила она с плохо скрытыми издевательскими нотками, – что я действительно не знаю, где Булавацкий.
– Э-э, – махнул рукой участковый, – вы ведь провожали его.
– А вы неплохо информированы.
– На этом держимся.
– Есть еще вопросы? Потому что на этот…
– Не будем вам больше надоедать, – Хаблак сделал попытку встать, но секунду помедлил. – Конечно, жаль, но если вы сами не хотите помочь Борису Свиридовичу…
В темных глазах женщины мелькнул какой-то огонек.
– Вы считаете? – вырвалось у нее.
– Ничего я не считаю! – теперь уже Хаблак встал решительно. – Так, догадки…
– Какие?
– Считайте, что разговор между нами не состоялся. Пойдемте, старший лейтенант.
Воловик встал менее уверенно. Хотел что-то сказать, но Успенская нерешительно начала:
– Борис так болен, и я бы не хотела беспокоить его во время отпуска… Ну, знаете, от милиции всегда неприятности.
Хаблак не опроверг это утверждение: в конце концов, у каждого свои убеждения. Спросил наугад:
– И вы замечали, что Борис Свиридович какой-то нервный? Не так ли?
– Откуда вы знаете?
– Он не рассказывал про обед в «Энее»? – теперь Хаблак почувствовал под собой твердую почву и спрашивал увереннее.
– Нет.
– Вот видите!
– Что?
– Может, его пытались запугать? Или шантажировать…
– Борис ни в чем не виноват! – убежденно ответила Успенская, и Хаблак подумал, какими наивными иногда бывают влюбленные женщины. Но ведь Булавацкого действительно могли шантажировать.
– Мне тоже кажется, что деньги, оставшиеся в кафе, не принадлежат Борису Свиридовичу, – сказал он, хотя не был окончательно убежден в этом, – просто их мог потерять кто-то из его знакомых. Но если это шантажисты?
Успенская на мгновение задумалась.
– Садитесь, – предложила она, наконец… – Я уверена, что Борис не может сделать плохого и прошу вас отнестись к нему…
– Разумеется, – поспешил заверить Хаблак, – мы просто расспрашиваем…
– Но это расстроит его… – заколебалась Успенская. Хаблак развеял ее сомнения:
– Все равно мы найдем Булавацкого, но, если кто-то преследует его…
– Да, да… – Успенская поняла капитана. – Вы хотите сказать, может что-то случиться… – Хорошо, – решилась она, – Борис в Херсоне. Там живет его сестра. Черешневая улица, дом тридцать семь.
– Вот и все, что требовалось от вас, – удовлетворенно констатировал Воловик.
Успенская испуганно посмотрела на него.
– Но ведь… – раздраженно сказала она, и Хаблак понял, что сейчас она впервые нехорошо подумала о Булавацком. – Неужели? Неужели я сама помогла?…
Хаблак подумал несколько секунд и как можно доверительнее сказал:
– Я не могу ничего требовать от вас, Лариса Яковлевна, но просил бы не сообщать Булавацкому о нашем разговоре. Конечно, вы можете позвонить ему или дать телеграмму, – он, должно быть, правильно разгадал мысли Успенской, потому что она дернулась на стуле и слишком подчеркнуто замахала рукой, – но вы только встревожите его, разумеется, если за этими деньгами что-то кроется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47