Твоя краля, наверное, честная, искусствовед, у нее идеалы, привыкла пирожками в столовых питаться. Бедная, но гордая! Чулочки, наверно, сама штопает или, может, ты уже научился? Она быстро раскусит, откуда у тебя деньги, ты ей ночью все расскажешь, а она сама донос сочинит…– Что вы говорите, Георгий Васильевич, вы не знаете Светлану!– Конечно, не знаю, а потому предвижу худшее. Я, Степочка, волк старый и опытный, ты мне здесь нужен, в городе, чтобы я с тебя глаз не спускал. Только тогда буду спать спокойно!– Давно знаете меня, могли бы и доверить.– А я никому не доверяю. – Белоштан оглянулся и, увидев, что одни в комнате, добавил: – Я и Любчику до конца не открываюсь. Сегодня ей со мной хорошо, она и верна, а завтра никто не знает, что может случиться… В чужую голову не залезешь, какие там мысли шевелятся, никому не известно.– Мне могли бы поверить.– А я, Степочка, сам себе только по праздникам верю. Когда отдыхаю душою и телом.– Ладно, тогда скажите, какой резон мне вас продавать? Ведь сам по самые уши увяз, разве мне хочется сидеть?– А откуда я знаю, может, тебя эти мальчики из ОБХСС купят… Там ребята ушлые, помилование пообещают, а ты уши и развесишь. Вот так-то, Степочка, нет моего согласия, и не надейся. Так и передай своей красотке: подцепила богатого жениха, пусть к нему в Город и перебирается… А потом, что еще наши компаньоны скажут… Решать будем вместе.Степан почувствовал, как гнев подступил к горлу. Еще минута – и потеряет рассудок. Закрыл глаза и сжал кулаки. Гнев – плохой советчик. Спокойно, приказал себе, спокойно, Хмиз, лучше разойтись с Белоштаном мирно. В создавшемся положении плохой мир лучше хорошей ссоры.– И все-таки, Георгий Васильевич, – произнес твердо, – вам придется смириться. Ставлю вас перед фактом.Хмиз встал и направился к выходу, но Белоштан жестом остановил его:– Ты, Степочка, не горячись и еще раз спокойно обдумай все. Не глупые люди придумали: семь раз примерь, а один раз отрежь. Бывай, мой дорогой, – лучезарно улыбнулся, – привет деве. Говоришь, на самом деле хороша? Может, покажешь? Вижу, не хочешь, и не надо, Степочка, есть в этом смысл. Я завидую тебе. Мне бы так, старому дураку, втрескаться! Ну, да я как-нибудь с Любчиком перекантуюсь. – Как бы пошутил, но глаза оставались жесткими. * * * – Ничего себе хиханьки-хаханьки, – сказал Пирий мрачно. – Если каждый задумает своим разумом жить! Что тогда будет, Жора, скажи мне? Разлад и шатание, вот что произойдет. И напрасно нас сверху к этому призывают. Красивые слова, Жора: вся власть народу! Народу уздечка нужна, да и батог покрепче.Белоштан поморщился.– Ты меня, Кирилл, не агитируй. Я еще с комсомола сагитирован. Ты лучше скажи, как с Хмизом поступить? – Наедине Жора позволял себе разговаривать с Пирием на «ты», даже свысока: знай, сверчок, свой шесток… И гордый Кирилл Семенович смирялся, так как истинным хозяином был все-таки Белоштан.– Подумаем… – Пирий налил себе кофе, опустился в удобное кожаное кресло.Они сидели в комнате за Пириевым кабинетом, в так называемой гостевой. Кирилл Семенович приказал секретарю никого не пускать и не соединять по телефону, ибо весть, принесенная Белоштаном, заслуживала того.– Налей мне рюмку, – не то попросил, не то приказал Жора, и Пирий послушно достал из шкафа бутылку грузинского «Ворцихе». – И выпей сам…– Не могу, после обеда выступаю на кирпичном заводе.– Кто там тебя будет обнюхивать?– Береженого бог бережет.– Времена… времена, – вздохнул Белоштан. – Раньше считалось хорошим тоном, когда от тебя попахивало коньячком, а нынче? Нынче ты, Кирилл, никакое не начальство, а слуга народа, и какой-нибудь тетке Моте, формовщице с кирпичного, будешь в рот заглядывать. Слушать ее внимательно и притворяться, что ее примитивные советы – верх житейской мудрости. На самом деле тебе начхать на нее с высокой колокольни, а если честно, то и на весь кирпичный завод.– А ты, Жора, с чего начинал? – хитро прищурившись, спросил Белоштана Пирий. – Кажется, маляром?– На что намекаешь?– А на то, что если руководствоваться твоей системой взглядов…– Брось. Я сам выбился в люди, никто мне не помогал, своей головой да локтями…– Врешь, – лениво возразил Пирий. – И ты, и я – продукты одной системы. Нам нужно было на первую ступеньку вскарабкаться, а дальше только держать нос по ветру. Я твою биографию, Жора, лучше тебя знаю. Выбрали тебя на строительстве комсоргом, а до того, как выбрали, ты локтями хорошо поработал, первым активистом был, а когда выдвинулся, быстро понял, что к чему. Благодарил и кланялся, кланялся и благодарил… Любому начальству, особенно райкомовскому и обкомовскому. И о выступлениях на собраниях не забывал – кто больше всех призывал к соцсоревнованию? Ты, Жора. Хотя до фени тебе были все комсомольские и партийные лозунги. А потом пошло-поехало: инструктор райкома комсомола, лектор… И дошел ты до промышленного отдела обкома партии, быть бы тебе самим заведующим, а может… – Пирий поднял большой палец правой руки, – но ты хитер, быстро сообразил: ну служебная машина, ну привилегированная поликлиника, обеды и завтраки в обкомовской столовой, пайки с икоркой… Но не пахнет деньгами, кроме того, надо вертеться: ежедневно показываться на глаза первому и лизать… Для тебя это, правда, не проблема, язык у тебя к этому привычный, ради дела ты и сейчас кому хочешь лизнешь. Вот ты и сообразил, что надо проникать туда, где деньги валяются под ногами, как мусор. А что может быть лучше в этом смысле трикотажной фабрики?Георгий Васильевич поморщился, но не сердито, скорее благодушно.– Мы с тобой, Кирилл, одного поля ягодки, – согласился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46