Но он не подходит к замку. Чей гараж открывается этим ключом?– Ключ?.. – пробормотал Филя, и Сохань увидел, как потемнели у него глаза. Наглая улыбка сменилась гримасой, глаза запали и забегали. – Может, от старого замка… Да разве мало барахла в гараже? Не успел выбросить…– Когда меняли замок?– Разве помню? Года два-три назад…– Замок, конечно, выбросили?– Зачем он мне, если испортился?– А ключ почему сохранили?– Так, завалялся…– Может быть и такое, – согласился Сохань. – Все бывает в нашей жизни. – Он вызвал конвоира и приказал отвести Хусаинова в камеру. А сам пошел к Гусаку.Выслушав Соханя, прокурор оживился.– Говорите, увидев ключ, Хусаинов испугался?– Переменился в лице, побледнел весь.– Считаете, у Хусаинова есть еще один гараж? Сомнительно. Город наш не такой уж маленький, но спрятать концы в воду трудно. Особенно с гаражом.– Есть несколько вариантов, Сидор Леонтьевич. Первый: у Хусаинова есть еще один гараж на подставное лицо. Где-нибудь на окраине, в кооперативе – прекрасное место для сборища преступников… Как-то мне пришлось побывать у одного знакомого. У него под гаражом подвал с бочками и рядом комнатка – сиди хоть неделю, все будет шито-крыто.– Удобно, – кивнул Гусак.– Далее. Кто-то из Филиных друзей дал ему ключ от своего гаража. Уехал куда-то или машину продал. Может ставить машину.– Сомнительно, у Хусаинова свой же гараж под боком.– Но возможно. Наконец, Хусаинов мог тем временем пользоваться чьим-то гаражом, оставив ключ у себя или изготовив дубликат. Оборудовал в том гараже тайник…– Где ключ? – с нетерпением спросил Гусак.Сохань извлек ключ из кармана и протянул его прокурору. Тот стал внимательно разглядывать.– На экспертизу, – решил. – Немедленно на экспертизу. Похоже, самоделка. Конечно, самоделка, простым глазом видно.Сохань рубанул рукой воздух.– Надо срочно обратиться к населению по радио. Пусть сообщат, кто разрешает Хусаинову пользоваться своим гаражом. И дать запрос через газету…– Можно, – согласился Гусак. – Я позвоню редактору, пусть тиснет в ближайшем номере. * * * Секретарша, некрасивая, сухая, плоскогрудая, но надменная, на лице которой будто застыло неуважение к посетителям, узнав, кто пришел в приемную, смягчилась и даже сама открыла перед Сидоренко обитые кожей двери.Пирий сидел за большим полированным столом, опершись на него локтями, – постукивал пальцами правой руки о пальцы левой и невозмутимо смотрел на Сидоренко. Иван Гаврилович полез за удостоверением, но Пирий покачал головой:– Не нужно, мне доложил о вашем посещении городской прокурор.– Моя фамилия Сидоренко. Иван Гаврилович Сидоренко – следователь по особо важным делам республиканской прокуратуры.– Какое же важное дело привело вас в исполком?– Нами арестован директор трикотажной фабрики Белоштан…– Знаю… – Ни один мускул не дрогнул на лице Пирия – оно оставалось таким же невозмутимым, каменным.– А знаете ли вы, что на протяжении многих лет на глазах у общества и за пять кварталов от исполкома существовал и работал на полную мощность левый цех?Сидоренко показалось, что насмешливая искорка мелькнула в глазах Пирия, но тот ответил спокойно, даже как-то отчужденно:– Без причин вы не арестуете. Гусак информировал меня, и, честно говоря, я в недоумении. От кого, от кого, но от Белоштана не ожидал. Один из лучших руководителей, выбрали членом исполкома. Обвел нас вокруг пальца…– Кажется, вы были приятелями с ним?– Приятельскими наши отношения назвать трудно: иногда играли в преферанс.– У Белоштана?– У Георгия Васильевича больна жена – не беспокоили ее. Белоштан устраивал игру на квартире у одной из своих работниц. Как ее? – сделал вид, что вспоминает. – Любовь Антоновна, извините, фамилии не знаю.– Сулима.– Возможно. Очень симпатичная и гостеприимная женщина.– Любовница Белоштана.– Неужели? Я бы не сказал…– Это не бросалось в глаза? А Любовь Антоновна не скрывает.– Думаю, что вы пришли ко мне не для того, чтобы уточнять отношения…– Из-за такой мелочи не отважился бы отнимать ваше драгоценное время. Просто хочется уяснить некоторые нюансы ваших отношений с Белоштаном. Вы ведь не только играли с ним в преферанс, но и пили водку, то есть общались не как коллеги по исполкому, а значительно теснее. Кстати, по сколько играли? Ставки вашей игры?– Говорите уж прямо: хотите знать, не поддавались ли мне партнеры? – Пирий мгновенно прикидывал варианты: Белоштан – кремень, он знает, что и как говорить, от Губы тоже ничего не узнают. А Хмиза уже нет. Сказал твердо: – Должен разочаровать: копеечные игры. Конечно, в пульке все бывает, но партнеры собирались солидные и опытные. Самый большой проигрыш – рублей тридцать, да и то очень редко.«Если бы ты только знал, – подумал не без злобы, – что выкладывали мне ребята почти по миллиону в месяц. Дураки, делали вид, что проигрывают случайно. Даже Жора делал веселую мину при плохой игре. Проницательный, мудрый и опытный Жора! Жаль Жору, ну да мы за него еще поборемся».– Что тянется за Белоштаном? – спросил подчеркнуто безразлично, будто этот вопрос не очень интересовал его.– Идет следствие, Кирилл Семенович, и я, к сожалению…– Пока я один из руководителей Города, думаю, имею право быть в курсе всех городских дел.– Извините, но мы проинформируем вас после окончания следствия.– А не много ли вы берете на себя? – Все же Пирий немного сорвался, и Сидоренко сразу засек это.– Закон!.. – объяснил.– Согласен, – Пирий переплел пальцы, сжал их. – Я и так знаю, левая пряжа, левая продукция… Весь город гудит, как улей. Но мне сообщили, что в рамках фабрики создан кооператив.– Создан, да слишком поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46