– Есть алиби, – немного успокоился Георгий Васильевич, – сидели в компании допоздна.– Вот и скажешь: вранье… Никому ты не звонил и никуда Хмиза не вызывал.– И все же, – щелкнул пальцами Белоштан, – первый прокол есть. – Подумал и добавил: – Сделаем лучше так: совсем оспаривать разговор со Степой не годится, поскольку все равно узнают о нем. Скажу, что звонил Хмизу и приглашал в компанию. В ресторан. И он обещал приехать. Но куда делся, мне неизвестно.– Светлая голова у тебя, – повеселел Псурцев.– Как вышли на твоего Филю?– Наследил он… Болваном оказался. Самоуверенная свинья.– Стоп! – поднял руку Белоштан. – Представим наихудшее: прокуратура докажет, что именно Филя прикончил Хмиза. Сам понимаешь, что твоему Прыщу угрожает! Не покажет он в таком случае пальцем на тебя?– Кто ему поверит!– И все же скандала не миновать. Откуда ты Филю знаешь? Твои контакты с ним, может, где-нибудь зафиксированы…– Иногда мы прибегали к его помощи…– Это понятно. А о твоих личных контактах с ним кому-нибудь известно?– Не думаю.– Это, полковник, нужно знать точно.– По крайней мере, это доказать никто не сможет. Встречался с Филей три раза, включая последний.Белоштан снова потер кончик носа, успокоился. Сказал:– Прямых доказательств против тебя нет, в конце концов отделаешься отставкой, если возникнет скандал. Компенсацию от нас получишь, а там уже твое дело…– Отречетесь?..– А ты хотел, чтобы я за твои красивые глаза по сто кусков ежемесячно бросал? Деньги зарабатывать надо.– Выбросите, как выжатый лимон?– Ты на меня, Леонид Игнатович, не дави. Я не из жалостливых, а подают только на паперти.– В члены кооператива хоть возьмете?– Заплатишь, что положено, почему же не взять.– И на этом спасибо.– Тебе, полковник, обижаться не на что: на всю оставшуюся жизнь хватит. Но не об этом разговор. Вот что скажи мне: ты на Филино дело лапу можешь наложить? Пока твой проходимец не донес на тебя…– Исключено. Я же сказал: дело ведет прокуратура, я могу контролировать только детали.– И это добро. Каждый вечер будешь информировать меня. – Белоштан хотел потереть кончик носа, но остановился. Сказал: – Затянулось тучами наше небо, полковник. Пирий не зря предупреждал о столичных гостях. Меня уже вызывали.– Сидоренко?– Он самый.– И что хотели?– Нащупали они наше уязвимое место. Цехом на Индустриальной интересовался.– Трое из ОБХСС с ним прибыло. Сам подполковник Кирилюк, – а это, скажу тебе, ас.– Да и Сидоренко не лыком шитый. Ты, полковник, – доверчиво положил ладонь на колено Псурцева, – если можешь, разнюхай все. Что эти столичные гуси знают, а что не знают. Куда идут и какой дорогой. Короче, все, что можешь.– К сожалению, не подчиняются они мне. Бригада с особыми полномочиями.– А твоих ребят не подключают?– Не хотят, сукины сыны, а то у нас все на ладони лежало бы.– Главное, только бы Хмизом не заинтересовались. Чтобы не связали все в один узелок.– Это я, Георгий Васильевич, и без тебя знаю. В крайнем случае надо дело резать на куски, чтобы целая нитка не тянулась. Поскольку знаешь, куда она их выведет!– Страшно и подумать.– Сейчас мы все должны быть начеку.– Вероятно, и Пирия им не обойти, – задумчиво сказал Белоштан. – Итак, сейчас самое главное – информация. О ходе расследования дела Фили и действий киевской группы. Тогда можно будет делать правильные ходы в ответ. Не дать заматовать себя!– Такого гроссмейстера, как ты, им не обыграть.– Однако партия, вижу, предстоит длинная и серьезная. Ну что ж… – Белоштан вздохнул. – Как это говорят в народе? Пошел на бой – крепко стой? Должны выстоять, полковник, а что дальше будет – увидим. Боже мой, – вдруг с пафосом поднял руку вверх, – боже мой, как прекрасно было в годы застоя! Брежнев, Суслов, Щелоков, Чурбанов!.. Не говоря уж о Кириленко… Сейчас никто этого Кириленко и не помнит. Ну и что, звезд с неба не хватал, но от этого никому не было ни жарко, ни холодно. Люди сами жили, да и другим давали.– Что было, то было, – согласился Псурцев. – Жаль, не протянул Леонид Ильич еще год-два, я бы уже в генералах ходил.– Да не вешай ты носа… Мы тебя в генералы на руках внесем.– В генералы или наоборот – в ночные сторожа…– Хватит, – сказал Белоштан. – Хватит плакать, ибо никто это не оценит, только Любчик. – Вспомнив про нее, хлопнул ладонями. – Где ты, Любчик? Давай нам что-нибудь на зуб, а то, кажется, заболтались.Любчик внесла поднос, заставленный тарелками и закусками.Псурцев, увидев вазочку с красной икрой, потер руки. * * * Светлана позвонила Соханю.– Могу ли я, Сергей Аверьянович, вернуться во Львов?– Кто же вас задерживает?– Вы просили обождать день-два. Забыли?– Я ничего не забываю, Светлана Герасимовна. У вас есть время, чтобы подскочить на несколько минут в прокуратуру?– Сейчас? Пожалуйста…– Тридцатая комната на втором этаже.Сохань улыбнулся, представив, как сейчас в его маленькую комнатку, фактически каморку, заглянет Светлана Кривель, и комнатка сразу станет большой, нет, может, не большой, а просто посветлеет. Наверное, Сохань сидел таким улыбающимся несколько минут, потом спохватился, стер с уст улыбку и позвонил Сидоренко.– Сейчас ко мне заглянет Светлана Кривель, Хмизова невеста. Может, хотите побеседовать?– Хочу – не то слово. Необходимо.Светлана появилась, когда Сидоренко уже спустился с третьего этажа. Сохань искоса глянул на Ивана Гавриловича и убедился в правильности своих недавних суждений: сначала Сидоренко удивился, потом посветлел, глаза заблестели, лицо смягчилось, и показалось, что Иван Гаврилович даже помолодел.«Все вокруг нее светится отраженным светом», – подумал Сохань, потому что и сам смягчился, забыв о делах и предстоящем допросе Фили-прыща, который выскальзывает из его рук как угорь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46