Понял?– Да, ничего, – согласился Филя, – ни вы мне, ни я вам. Поговорили о погоде и разъехались.– Только о погоде, – кивнул Псурцев и непроизвольно оглянулся, как вор, пойманный на горячем. Но поблизости никого не было, чирикала какая-то птичка в кустах, и полковник успокоился.Филя повертел брелоком с ключами от машины вокруг указательного пальца.– Кого? – спросил.– Возможно, ты его знаешь…– Кого? – повторил Филя нетерпеливо.– Директора промтоварной базы Степана Хмиза.– Ого, добрый парень, я у него иногда разживаюсь.– Ты меня понял? Филя посерьезнел.– Сделаем. Но вы знаете, сколько за это?– Скажи.– Такса: миллион… Не меньше.– Много хочешь!– Риск того стоит, начальник. Вышкой пахнет. Как это у вас пишется? Исключительная мера.– Все равно это много.– Такса, начальник, не я ее придумал.– Это когда тебе действительно что-нибудь угрожает. А здесь – тьфу… Я могу своих сыщиков спустить, а могу и придержать. Для формы пошевелятся, поищут – и точка. Нераскрытое убийство…– Правильные слова говорите! – поцокал языком Филя. – Очень правильные. Только где гарантия?– Мне, как и тебе, невыгодно, чтобы дело раскрутили.– Невыгодно, – согласился Филя, – хотя, – пожал плечами, – если что-нибудь произойдет, с вас как с гуся вода, а вот какого-нибудь Филю обвинят в том, что он на самого милицейского начальника клепает, да еще посмеются зло.– Не доверяешь.– А почему я должен вам доверять, начальник? Вот если бы вы мне расписочку выдали…– Ну и наглец же ты!– Не наглец, а осторожный.– Все равно миллион это много.– Согласен, – вздохнул Филя, – сто сброшу.– Пятьсот.– Обижаете, начальник.– Просто у меня нет больше. Филя засмеялся.– Я считаю так. Вам, начальнику, тот Хмиз до фени. А вот у того, кому он стал на дороге, башли найдутся.– Умен ты, Филя!– Умен, – блеснул глазами Хусаинов, – на том и держусь.– Ну ладно, – дал задний ход Псурцев, – сойдемся на восьмистах. И только лишь потому, что я сегодня уступчивый.– Согласен, но только потому, что на своих гончих намордник натянешь, начальник. Когда нужно?– Как можно быстрее.– Сделаем. Нужно только этого Хмиза куда-нибудь за город вытащить. Хотя бы сюда.Псурцев подумал и сказал:– Послезавтра. В девять вечера. На двадцать третьем километре западного шоссе. Там за полкилометра от шоссе в дубовом лесу поляна. Мы там всегда сабантуйчики организовываем. Хмизу позвонят, вызовут – он то место знает и приедет.– Половину башлей завтра, – щелкнул пальцами Филя. – Аванс.Псурцев поморщился.– Игра у нас открытая. А лишний раз встречаться…– Не надо встречаться, начальник. Вы бабки в портфель затолкайте, а портфельчик этот в газетном киоске забудьте. На углу Центрального проспекта и Индустриальной. Там тетка Катря торгует, она мне и передаст.– Договорились. Пусть эта тетка завтра в двенадцать как штык там будет. Мой человек трижды постучит ей в дверь и портфель забросит.Филя еще раз повертел ключи на пальце.– Сделаем все чисто. Жалко, правда, Степку Хмиза, но только ради вас, начальник.Полковник смерил Хусаинова с ног до головы тяжелым взглядом, но ничего не сказал: повернулся и молча направился к «Москвичу». * * * Стол накрыли в банкетном зале. Он стоял у открытого окна, и ветерок забавлялся с шелковыми гардинами. Белоштан придирчиво осмотрел сервировку и остался доволен. Все по высшему классу: икра черная и красная, осетровый балык, немного семги, нежирная ветчина и сырокопченая колбаса – такое в обычном провинциальном ресторане не подадут ни за какие деньги. И две бутылки: вульгарная «Столичная» и коньяк «Двин». «Двина» не нашлось даже в загашнике директора ресторана, пришлось обратиться к собственным запасам, из Любчиковой кладовой. Но не беда. Сегодня ничего не жалко, ибо надо смотреть вперед и рассчитывать не на год и не на два. На каждую вложенную тысячу, если умело повести дело, можно получить не меньше тысячи и даже больше.– Садитесь, дорогой Михаил Николаевич, – показал на стул Белоштан. – Сейчас мы с вами выпьем по маленькой, так сказать, неофициальной. – Взял за горлышко бутылку с водкой, почему-то посмотрел на свет. – Прозрачна и чиста, как наша душа, и крепка, зараза, но осилим! Мы с вами, Михаил Николаевич, все осилим, ибо жить стало лучше и веселей. Это не я придумал, это сам товарищ Сталин выдвинул такой тезис. А что? Ругают сейчас Сталина на всех перекрестках, поносят, как могут, а человек был мудр – конечно, методы были несколько своеобразные, но языками не трепали и уважали власть. А сейчас, скажу вам… – вдруг Георгий Васильевич прервал свой патетический монолог и округлил глаза. – Тоня, – позвал он официантку, стоявшую у белых дверей, – что же ты, Тонечка, о селедочке забыла? Дунайского посола подай, нет лучше закуски под «Столичную». Когда-то правда, был еще залом, но сейчас, думаю, и в Кремле заломом не балуются, не то что мы, простые смертные…Официантка, пышногрудая блондинка, всплеснула руками, изобразив на лице страх, побежала на кухню, а Белоштан налил в рюмку водку, но пить не стал, ожидая селедки. Михаил Николаевич, низенький, лысый, с коротко подстриженной седой бородкой, жадно потер руки, соорудил себе бутерброд, не пожалев красной икры, поднял рюмку, но Белоштан остановил его.– Я вас прошу, – воскликнул, – потерпите минутку, не пожалеете!И действительно, ждать пришлось лишь минуту, Тоня уже несла селедку, она сделала книксен, извиняясь, и Георгию Васильевичу неожиданно захотелось ущипнуть ее за соблазнительное бедро.– Хороша девка! – подмигнул Михаилу Николаевичу и, дождавшись, когда официантка отошла, тихо произнес: – Если хотите, она вечерком заглянет к вам.– Посмотрим… Может, в этом и будет необходимость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46