— Вы когда-нибудь работали, Олена Михайловна?
Женщина поболтала серебряной ложечкой в чашечке, подняла глаза.
— Когда-то окончила кулинарный техникум, — ответила она, — работала в столовой рыбзавода, но Андрий заставил бросить. А теперь зовут шеф-поваром в чайную, и придется идти. Ребенка надо поддерживать.
— Какого ребенка? — не понял Шугалий.
— Олексу во Львове…
— Он — ребенок? — засмеялся капитан.
— Совсем еще ребенок, — уверенно подтвердила она, и Шугалий понял, что вряд ли кто-нибудь переубедит ее.
— Вам нравится Нина Бабинец? — спросил он.
— Девушка как девушка. Современная. — Олена Михайловна доброжелательно улыбнулась, но в последнем слове Шугалий все же уловил негативный подтекст. — Я не возражаю. Андрий, правда… — запнулась она.
— Был против? — Олена Михайловна не ответила, но Шугалий не обратил на это внимания. — Ваш брат никуда не отлучался после отъезда Стецишина? — спросил он.
— Нет.
— Разговаривал по телефону?
— Кажется, нет. Вечером я поливала цветы и могла не услышать.
— Говорил, что собирается на рыбалку?
— Рано лег спать. В десять его окно уже не светилось. А утром его разбудил Чепак.
— Кто? — Шугалий поставил чашечку, чтобы не расплескать кофе. — Какой Чепак?
— Северин Пилипович, ветфельдшер. Помощник Андрия. Он тут в конце улицы живет.
— Когда это было?
— Около пяти. Уже рассвело. Я еще дремала, но услышала звонок, а потом голос Северина Пилиповича.
— Где ваша комната?
Олена Михайловна показала на прихожую, откуда на второй этаж вела деревянная лестница.
— Там моя и Олексы комнаты.
Шугалий еле скрыл волнение. О Чепаке он услышал впервые. Лейтенант Малиновский оказался настоящим растяпой, и Шугалий мысленно обругал его. Правда, лейтенант говорил о каком-то соседе, который заглядывал к Завгородним на рассвете. Капитан недоверчиво переспросил:
— Из вашей комнаты слышно, что делается тут?
— Конечно.
— И вы уверены, что это был Чепак?
— Кто же еще? Хриплый голос, да и о корове говорил…
— О какой корове?
— Наверно, о больной. Я не прислушивалась, еще спала, и просыпаться не хотелось.
— Они ушли из дому вместе?
— Может быть.
— Прошу вас припомнить. Это очень важно.
— Заснула я сразу. Да, вероятно, ушли, — слышала, как стукнула калитка.
Шугалий на несколько секунд задумался. Вдруг Олена Михайловна сказала:
— Кажется, ошибаюсь. Возможно, Андрий остался, или это во сне слышала его шаги? — потерла пальцами виски. — Нет, не могу утверждать с уверенностью.
— Почему не сказали лейтенанту Малиновскому о Чепаке?
— Сказала, однако он не обратил внимания. Северин Пилипович часто бывал у нас.
— Но ведь так рано…
— Иногда и ночью.
— Да, у ветеринаров жизнь беспокойная. А не пошли ли они рыбачить?
— Андрий на спиннинг ловил, а на него не всегда поймаешь. Северин Пилипович — человек практичный и свое время ценит. Он спиннингом не балуется.
Шугалий подумал, что этот аргумент не очень убедителен, но промолчал.
Чепак! Кто такой Чепак, и не связан ли его утренний визит с приездом Романа Стецишина? Но тогда Стецишин должен был видеться с Чепаком. Тем более что живет ветфельдшер почти рядом.
Спросил:
— Чепак давно в Озерске?
— Видно, и родился здесь.
— Стецишин знает его?
— Почему бы не знать? Тут все знают друг друга.
Конечно, мог и забыть — родных иногда забывают, а чужих… — Олена Михайловна отпила кофе и сказала неожиданно, без всякого перехода: — А вы зря Чепака подозреваете, он порядочный человек, сами узнаете, когда освоитесь тут. Все равно что Олекса пришел бы или я сама.
Шугалий кивнул, хотя Олена Михайловна не убедила его. Сколько было случаев, когда на вид самые порядочные люди оказывались негодяями и даже преступниками, — он привык верить только фактам, проверять факты, взвешивать факты и делать из них выводы.
Напомнил:
— Вы обещали показать мне дом.
— У нас нет замков.
— Но…
— Ну, хорошо, пойдемте на второй этаж.
Винтовая деревянная лестница с резными перилами вывела их в небольшую прихожую с двумя дверями.
Олена Михайловна открыла их.
— Вот эта — моя, — ткнула пальцем направо, — а северная — Олексы. Прошу сперва ко мне, — она пропустила капитана и остановилась в дверях. Видно, вторжение малознакомого человека не очень понравилось ей: нетерпеливо постучала кончиками пальцев по косяку и сказала прямо: — Я не принимаю гостей, и тут у меня… Не выношу любопытных.
— Но ведь я здесь вовсе не из любопытства, — немного обиделся Шугалий.
Он остановился посреди комнаты, осматриваясь вокруг. Шкаф, трюмо, простая кровать и фотографии на стенах. Много фотографий, простых, любительских, но увеличенных и отпечатанных на хорошей бумаге, и портретов, сделанных профессионалами.
Большое фото мальчика в матроске с испуганными глазами, чуть сбоку тот же мальчик уже в школьной форме, а напротив двери, наверно, уже студентом — на мотоцикле, в шляпе и в перчатках с раструбами.
Сама Олена Михайловна — девушкой и в зрелом возрасте. Она и правда была красавицей. Но со всех фотографий смотрела грустно, словно не видела в жизни ничего веселого, сказочная царевна Несмеяна.
Только на одном снимке Олена Михайловна улыбалась: стояла рядом с братом и держала на руках маленького Олексу; смотрела на него нежно, и, если бы Шугалий не знал, что мать Олексы умерла во время родов, мог бы подумать, что на фото изображена счастливая супружеская пара с ребенком.
Капитан хотел уже выйти из комнаты, но его внимание привлекло пятно на стене, четырехугольник на обоях прямо над кроватью; должно быть, и тут висела фотография, которую сняли совсем недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39