Пока нужна и такая
профессия, если хотите, профессия грубая, но ведь мы имеем дело с людьми
грубыми и вульгарными (это еще мягко говоря), к которым надо применять
грубые приемы, пользоваться иной раз и оружием, и наручниками.
Вот и сейчас у меня под мышкой пистолет. На всякий случай, я уже не
помню, когда приходилось стрелять из него. Однако приехал я не на прогулку
и не для того, чтобы пить коньяк в аэропортовском ресторане, приехал для
розыска убийцы, опасного преступника, с которым могу встретиться каждый
день и для задержания которого может понадобиться оружие.
Я шевельнулся: от пистолета сделалось неудобно, и я незаметно
передвинул его чуточку вперед.
Посмотрел на Толю и немножко устыдился: ведь только что подумал, что
негоже мне рассиживаться в ресторане, и тем самым, хотел этого или нет,
все же обидел своего коллегу, а он, как говорится, со всей душой, будто и
не знает, что рассиживаться по ресторанам нам нельзя.
Наконец, сегодня мы уже ничего не сделаем, и не все ли равно, где
рассказывать Толе о делах - здесь или в управлении милиции. Тут приятнее:
вкусно пахнет жареным мясом, кофе, сейчас нам принесут по рюмочке, а кто
сказал, что сыщикам нельзя немножко выпить - будто мы не люди?
Официантка поставила на стол графинчик с коньяком, рюмки, бутылку
минеральной воды, заливную рыбу и очень аппетитную буженину, от которой у
меня сразу наполнился рот слюною.
- Спасибо, Маричка, - поблагодарил Крушельницкий. - Лангеты потом.
Девушка улыбнулась почему-то не Толе, а мне и ушла, чуть покачивая
бедрами. Крушельницкий сразу заметил это и подбодряюще подмигнул.
- Делаешь успехи, - сказал он, - такую девку и с первого взгляда.
- В этом что-то есть... - Я придвинул тарелку, положил буженины. - На
Марий мне должно везти, если наоборот - труба. Понимаешь, надо найти
какую-то Марию - продавщицу с Пекарской. Есть у вас такая улица?
- Э! - выдохнул Толя без энтузиазма, - Есть, и довольно длинная. И
живут на ней Марии, Марички, Машки и Мурки. Но выпьем не за твою Марусю, а
за нашу встречу, - ко всем чертям такие встречи, хоть бы раз увидеться без
дела.
Мы выпили по рюмке, хорошо закусили, и я рассказал Крушельницкому о
Пашкевиче, его преступлении, и как мы вышли на след львовской Марии -
продавщицы. Или, может, официантки?
Вот Маричка уже несет нам лангеты, улыбается еще издали, а у меня
мысли черные: а что, если эта Мария с Пекарской?
Девушка поставила блюда, принялась убирать использованную посуду, а
Толя, словно прочитав мои мысли, спросил:
- Где ты живешь, Маричка?
Она игриво посмотрела на него, потом перевела взгляд на меня - все же
придется признать вам, товарищ майор, что я обошел вас на повороте, -
чуть-чуть пожала плечами и ответила на вопрос вопросом:
- А зачем вам?
- Может, проводить хочу. Или далеко?
- Для вас - далеко.
А она молодец, девушка: не каждая даст отпор Крушельницкому.
Толя несколько смутился и пошел на попятный.
- А его в провожатые возьмешь? - кивнул на меня.
- Вы что, адвокат?
- Да он скромный, девчат боится.
Мария посмотрела на меня с еще большим любопытством.
- Долго ждать, - махнула рукой. - До двенадцати. Но мы работаем через
день, - все же не лишила меня надежды.
- И где же твой дом?
- Всего в четырех кварталах... - лукаво засмеялась она.
Крушельницкий сразу потерял к ней интерес, честно говоря, я тоже.
- В таком случае тебе провожатые совсем не нужны, - отшутился Толя. -
Вот и первый блин, - сказал он, когда официантка ушла.
- Таких блинов у нас еще впереди...
- Ничего, подпряжем участковых инспекторов, как-нибудь все устроится.
Хочешь, сейчас попьем кофе, и я провезу тебя по Пекарской?
Конечно, я хотел.
Толя пошел вызывать машину, а я уставился на лангет, чтобы не
встречаться глазами с Маричкой: она стояла возле буфета и время от времени
поглядывала в мою сторону. Решил сегодня же позвонить Марине. Вот
удивится: ждет от мена весточки из Кривого Рога, а я уже во Львове, и
неизвестно, где буду завтра или послезавтра.
Но завтра, наверное, еще буду тут и послезавтра тоже. Толя говорил,
что Пекарская - улица не маленькая, а надо проверить на ней всех Марий,
всех без исключения, потому что профессию криворожской знакомой Пашкевича
сестра назвала как-то неуверенно: имеет дело с продовольственными
товарами...
А это может быть не только продавщица или официантка - работница
кондитерской фабрики, товаровед базы, мастер-кулинар. Разве мало таких
профессий?
Львов всегда поражает меня своей, так сказать, каменной целостностью.
Я бывал тут дважды или трижды и каждый раз испытывал ощущение какой-то
подавленности перед кирпичными великанами, которые стоят плечом к плечу,
опираются друг на друга и, кажется, смотрят на тебя, как на букашку:
неосторожное движение - и раздавят без сожаления...
Пекарская оказалась точно такой же улицей - населенной каменными и
холодными великанами.
Дома стояли впритык, словно гордясь своей сплоченностью, нависали над
брусчаткой, над вымощенными каменными плитами тротуарами, после дождя была
мокрая, отполированный гранит брусчатки блестел, и казалось, что среди
застывшей средневековой немоты ползет такая же безмолвная, медлительная и
неумирающая змея.
И ни одного деревца в этом каменном мешке.
- Ну и ну... - повертел я головой.
Крушельницкий сразу понял меня.
- Это тебе не каштановый Киев. Средневековье!
Машина ехала медленно, минуя еще более узкие боковые переулки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41