"Поверни стрелку сначала на 6 потом на 15, обратно на
8, потом на 22 и, наконец, на 3". Он аккуратно все выполнил и, повернув
ручку в последний раз, услышал слабый щелчок открывающегося замка.
Он взялся за ручку и потянул. Дверь медленно открылась: она оказалась
очень тяжелой. Войдя внутрь, он включил свет. Все было так, как говорило
Письмо. Там стояла кровать, рядом с ней - машина, а в углу - большой
стальной ящик.
Воздух был спертый, но не пыльный: комната не соединялась с системой
кондиционирования воздуха, которая в течение веков разнесла пыль по всем
другим комнатам.
Стоя там в одиночестве, при ярком свете лампы, освещавшей кровать, и
машину, и стальной ящик, он почувствовал ужас, леденящий ужас, от которого
вздрогнул, хотя и старался стоять прямо и уверенно, - остаток страха,
унаследованного от многих поколений, закосневших в невежестве и
безразличии.
Знания боялись, потому что это было зло. Много лет назад так решили
те, кто решал за людей, и они придумали закон против Чтения и сожгли
книги.
А Письмо говорило, что знания необходимы.
И Джошуа, стоя у стеллажа с помидорами, среди других стеллажей с
тянущимися вверх растениями, сказал, что должно быть основание и что
знания раскроют его.
Но их было только двое. Письмо и Джошуа, против всех остальных,
против решения, принятого много поколений назад.
Нет, возразил он сам себе, не только двое, а еще мой отец, и его
отец, и отец его отца, и все отцы перед ним, которые передавали друг другу
Письмо, Книгу и искусство Чтения. И он знал, что он сам, если бы он имел
ребенка, передал бы ему Письмо и Книгу и научил бы его читать. Он
представил себе эту картину: они вдвоем, притаившись в каком-нибудь углу,
при тусклом свете лампы разбираются в том, как из букв складываются слова,
нарушая закон, продолжая еретическую цепь, протянувшуюся через многие
поколения.
И вот, наконец, результат: кровать, машина и большой стальной ящик.
Вот, наконец, то, к чему все это привело.
Он осторожно подошел к кровати, как будто там могла быть ловушка. Он
пощупал ее - это была обычная кровать.
Повернувшись к машине, он внимательно осмотрел ее, проверил все
контакты, как было сказано в Письме, отыскал шлем, нашел выключатель.
Обнаружив два отошедших контакта, он поджал их. Наконец после некоторого
колебания включил первый тумблер, как было сказано в инструкции, и
загорелась красная лампочка.
Итак, он готов.
Он сел на кровать, взял шлем и плотно надел его на голову. Потом лег,
протянул руку, включил второй тумблер - и услышал колыбельную.
Колыбельную песню, мелодию, зазвучавшую у него в голове, - и он
почувствовал легкое покачивание и подступающую дремоту.
Джон Хофф уснул.
Он проснулся и ощутил в себе знания.
Он медленно оглядывался, с трудом узнавая комнату, стену без
Священной Картины, незнакомую машину, незнакомую толстую дверь, шлем на
голове.
Он снял шлем и, держа его в руке, наконец-то понял, что это такое.
Понемногу, с трудом он вспомнил все: как нашел комнату, как открыл ее, как
проверил машину и лег на кровать в шлеме.
Он знал, где он и почему он здесь. И многое другое. Знал то, чего не
знал раньше. И то, что он теперь знал, напугало его.
Он уронил шлем на колени и сел, вцепившись в края кровати.
Космос! Пустота. Огромная пустота с рассеянными в ней сверкающими
солнцами, которые назывались звездами. И через это пространство, сквозь
расстояния, такие безмерно великие, что их нельзя было мерить милями, а
только световыми годами, неслась вещь, которая называлась корабль - не
Корабль с большой буквы, а просто корабль, один из многих.
Корабль с планеты Земля - не с самого солнца, не со звезды, а с одной
из многих планет, кружившихся вокруг звезды.
Не может быть, сказал он себе. Этого просто не может быть. Ведь
Корабль не двигается. Не может быть космоса. Не может быть пустоты. Мы не
можем быть крохотной точкой, странствующей пылинкой, затерянной в огромной
пустоте, почти невидимой рядом со звездами, сверкающими в окнах.
Потому что если это так, то мы ничего не значим. Мы просто случайный
факт во Вселенной. Меньше, чем случайный факт. Меньше, чем ничто. Шальная
капелька странствующей жизни, затерянная среди бесчисленных звезд.
Он спустил ноги с кровати и сел, уставившись на машину.
Знания хранятся там, подумал он. Так было сказано в Письме, знания,
записанные на мотках пленки, знания, которые вбиваются, внушаются,
внедряются в мозг спящего человека.
И это только начало, только первый урок. Это только первые крупицы
старых, мертвых знаний, собранных давным-давно, знаний, хранившихся на
черный день, спрятанных от людей. И эти знания - его. Они здесь, на
пленке, в шлеме. Они принадлежат ему - бери и пользуйся. А для чего? Ведь
знания были бы ненужными, если бы не имели цели.
И истинны ли они? Вот в чем вопрос. Истинны ли эти знания? А как
узнать истину? Как распознать ложь?
Конечно, узнать нельзя. Пока нельзя. Знания проверяются другими
знаниями. А он знает пока еще очень мало. Больше, чем кто бы то ни было на
Корабле за долгие годы, но все же так мало. Ведь он знает, что где-то
должно быть объяснение звезд, и планет, кружащихся вокруг звезд, и
пространства, в котором находятся звезды, и Корабля, который несется среди
этих звезд.
Письмо говорило о цели и назначении, и он должен это узнать - цель и
назначение.
Он положил шлем на место, вышел из комнаты, запер за собой дверь и
зашагал чуть более уверенно, но все же чувствуя на себе гнетущую вину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15