А плоские черно-белые кролики и слоны уступили место множеству иных,
цветных и объемных существ и предметов, разнообразие которых всецело
зависело от богатства человеческого воображения (ведь куда легче создать
что-либо в мыслях, чем руками).
Экран с ячейками памяти, неисчислимыми рядами трубок
звуковоспроизводящего устройства, селекторами цвета, антеннами приемников
телепатем и огромным количеством других приборов, был триумфом электронной
техники, но он играл пассивную роль, потому что представление складывалось
из мысленных образов, возникавших в мозгу собравшихся перед экраном
зрителей. Зрители сами придумывали персонажи, сами мысленно управляли
всеми их действиями, сами сочиняли для своих персонажей реплики. Зрители,
и только зрители своим целенаправленным мышлением сообща оформляли каждую
сцену, создавая в уме декорации, задники, реквизит.
На первых порах Спектакль был путаным и бессистемным; еще
неоформившиеся уродливые персонажи бестолково суетились на экране, из-за
неопытности зрителей действовали вразнобой, были безликими и смахивали на
карикатуры. На первых порах декорации, задники и реквизит были бредовым
порождением рассеянного, скачущего мышления зрителей. Иногда на небе
одновременно сияли три луны, причем все в разных фазах. Бывало и так, что
на одной половине экрана шел снег, а на другой под палящими лучами солнца
зеленели пальмы.
Но со временем представление усовершенствовалось, персонажи приняли
пристойный вид, увеличились до нормальных размеров, сохранив при этом все
конечности, обрели индивидуальность: из примитивных полукарикатур
вылепились живые сложные образы. И если в начале декорации и реквизит были
плодом отчаянных попыток девяти разобщенных умов чем-нибудь заполнить на
экране пустые места, то теперь зрители научились мыслить согласованно и,
оформляя Спектакль совместными усилиями, добивались единства стиля
постановки.
Со временем люди стали так умело разыгрывать представление, что оно
пошло гладко, без срывов, хотя ни один из зрителей-авторов никогда не мог
предугадать, какой оборот примут события на экране в следующую секунду.
Именно это и делало игру в Спектакль такой захватывающей. Тот или
иной персонаж каким-нибудь поступком или фразой вдруг давал действию иное
направление, и людям - создателям и руководителям других персонажей -
приходилось с ходу придумывать для них новый текст, соответствующий
внезапному изменению сюжета, и перестраивать их поведение.
В некотором смысле это превратилось в состязание интеллектов; каждый
участник игры то старался выдвинуть свой персонаж на первый план, то,
наоборот, заставлял его стушеваться, чтобы оградить от возможных
неприятностей. Спектакль стал чем-то вроде нескончаемой шахматной партии,
в которой у каждого игрока было восемь противников.
И никто, конечно, не знал, кому какой персонаж принадлежит. Попытки
разгадать, кто именно из девяти стоит за тем или иным персонажем, приняли
форму забавной игры, дали пищу для шуток и острот, и все это шло на
пользу, ибо назначение Спектакля как раз заключалось в том, чтобы отвлечь
мысли его участников от повседневной работы и тревог.
Каждый вечер после обеда девять человек собирались в специально
оборудованном зале; оживал экран, и девять персонажей - Беззащитная
Сиротка, Усатый Злодей, Приличный Молодой Человек, Красивая Стерва,
Инопланетное Чудовище и другие - начинали играть свои роли и подавать
реплики.
Их было девять - девять человек и девять персонажей.
Теперь же осталось восемь человек, потому что Генри Грифис рухнул
мертвым на свой лабораторный стол, сжимая в руке записную книжку.
А в Спектакле, соответственно, должно было стать одним персонажем
меньше, персонажем, находившимся в полной зависимости от мышления
человека, которого уже не было в живых.
Интересно, подумал Лодж, какое из действующих лиц исчезнет? Ясно, что
не Беззащитная Сиротка - образ, который совершенно не вязался с личностью
Генри. Скорее им может оказаться Приличный Молодой Человек либо Нищий
Философ, либо Деревенский Щеголь.
Минуточку, остановил себя Лодж. Причем тут Деревенский Щеголь? Ведь
Деревенский Щеголь - это я.
Он сидел за столом, лениво размышляя над тем, кому какой персонаж
соответствует. Очень похоже, что Красивую Стерву придумала Сью Лоуренс:
трудно себе представить более противоположные натуры, чем эта Стерва и
собранная, деловитая Сью. Он вспомнил, как, заподозрив это, однажды
отпустил в адрес Сью шпильку, после чего она несколько дней держалась с
ним очень холодно.
Форестер утверждает, что отказываться от Спектакля нельзя и,
возможно, он прав. Вполне вероятно, что они приспособятся к новому
раскладу. Видит бог, им пора уже приспосабливаться к любым переменам,
разыгрывая этот Спектакль из вечера в вечер на протяжении стольких
месяцев.
Да и сам Спектакль не лучше ярмарочного балагана. Шутовство ради
шутовства. Действие даже не эпизодично, потому что еще ни разу не
представился случай довести хоть один эпизод до конца. Стоит начать
обыгрывать какую-нибудь ситуацию, как кто-нибудь вставляет палку в колеса,
и едва наметившаяся сюжетная линия обрывается, и дальше действие
разворачивается в другом направлении.
При таком положении вещей, подумал Лодж, исчезновение
одного-единственного персонажа вроде бы не должно сбить их с толку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16