Мы
уселись на кушетку. Джо не преувеличивал, - каюта была тесная, но удобная.
- Приветствую вас на борту, - сказал Джо. - Очень рад вашему
присутствию.
- Меня заинтересовала одна вещь, - проговорила Синтия. - Вы сказали,
что Иван - русский.
- Так оно и есть. Вы, наверное, думаете, раз русский - значит, враг.
Когда-то он был моим врагом, а потом мы подружились. Когда меня проверили,
нагрузили оборудованием и боеприпасами, я через Канаду и Аляску направился
к Берингову проливу, пересек его под водой и покатил в Сибирь. На связь с
базой я выходил редко, чтобы меня не обнаружил противник. Мне поручено
было уничтожить несколько объектов, но, как выяснилось, все они были
нейтрализованы без моего участия. Вскоре после того, как я достиг первого
объекта, связь с базой прервалась и уже не возобновлялась. Прервалась, и
все. Сначала я решил, что произошло временное нарушение связи, а затем
пришел к выводу, что причина куда серьезнее. Быть может, моя страна
потерпела поражение; быть может, военные центры зарылись еще глубже под
землю. Как бы то ни было, сказал я себе, свой долг я исполню до конца. Я
был патриотом, натуральным ура-патриотом. Вы понимаете меня?
- Я изучала историю, - ответила Синтия. - Поэтому я вполне понимаю
вас.
- Я двинулся дальше. Все мои цели оказались уничтоженными, так что я
занялся поиском, как тогда выражались, вероятного противника. Я
прослушивал эфир, надеясь уловить сигналы секретных военных баз. Но
сигналов не было - ни наших, ни вражеских. И вероятного противника тоже не
было. По пути мне попадались группки людей; завидев меня, они бросались
врассыпную. Я не преследовал их. На роль противника они не годились. Не
станешь же тратить ядерный заряд на то, чтобы поразить горстку людей, - в
особенности если их смерть не обеспечит тебе тактического преимущества. Я
проезжал по разрушенным городам, в которых обитали остатки человечества. Я
видел огромные воронки в несколько миль в поперечнике; меня окутывали
клубы ядовитого тумана; под мои колеса стелилась выжженная до основания
земля, на которой не росло ни травинки, и лишь кое-где мелькали чахлые
деревца. Я не могу передать вам своих чувств, не могу описать, как это все
выглядело. Наконец я повернул обратно и не спеша направился домой.
Торопиться теперь было некуда, и мне о многом надо было поразмыслить. Я не
стану излагать вам своих мыслей. Скажу только, что патриот во мне умер. Я
излечился от патриотизма.
- Мне вот что непонятно, - сказал я. - Я знаю, что в вашем мозгу
заключено сознание нескольких людей. Вы же все время говорите о себе в
единственном числе.
- Когда-то, - ответил Джо, - нас было пятеро. Пятеро тех, кто
согласился пожертвовать телом и статусом человека ради того, чтобы
наделить сознанием боевую машину. Среди нас был весьма известный ученый,
профессор математики; среди нас был военный, генерал и опытный полководец.
Остальные трое были: астроном с хорошей репутацией, биржевой брокер на
покое и, как ни странно, поэт.
- Значит, вы поэт?
- Нет, - возразил Джо. - Я не знаю, кто я. Впятером мы составили
единое целое. Наши сознания нераздельны. Порой я отождествляю себя с одним
или с другим членом пятерки, но это все равно получается отождествление с
самим собой. Я - единое целое и в то же время - каждый из пяти. Правда,
чаще всего я - один. В мозгу Ивана заключены четыре человеческих сознания,
но большей частью он, подобно мне, ощущает себя единым целым.
- Мы совсем забыли про Ивана, - спохватилась Синтия. - Ему, наверное,
обидно, что мы не даем ему вставить ни словечка.
- Ничуть, - сказал Джо. - Он нас очень внимательно слушает. Если бы
он захотел, он бы заговорил сам или через мои динамики. Верно, Иван?
- Ты хорошо рассказываешь, Джо, - прогудел низкий, басовитый голос. -
Не отвлекайся.
- Ну вот, - продолжил рассказ Джо, - я повернул домой. Каким-то
образом меня занесло в прерию, которая тянулась на многие мили. Кажется,
ее называют степью. Она была неприветливой и однообразной, и ей не было
видно ни конца, ни края. Там мы и встретились со стариной Иваном. Сперва я
различил черное пятнышко на горизонте, а телескопическая оптика сообщила
мне, что приближается враг. Правда, к тому времени я начал воспринимать
термин "враг" как бессмысленный набор звуков. Я испытал не ненависть, а
радость оттого, что в степи нашелся кто-то, похожий на меня. По словам
Ивана, он почувствовал то же самое. Но ни один из нас не мог проникнуть в
мысли другого. Мы принялись маневрировать, используя все известные нам
уловки. Пару раз я мог подстрелить Ивана, но что-то удержало меня от
этого. Иван, будучи по-русски скрытным, упорно не желает признавать того,
что он не единожды пощадил меня, но я уверен, что так оно и было. Боевая
машина его класса обязана была перехитрить противника. Ну да ладно; мы
кружили по степи день или два, пока не сообразили, что пора кончать валять
дурака. И я сказал: "Слушай, давай прекратим тянуть волынку. Мы прекрасно
понимаем, что никому из нас не хочется сражаться. Мы с тобой, быть может,
единственные уцелевшие в войне боевые машины. Война закончилась, нам
нечего делить, так почему бы нам не подружиться?" Старина Иван не стал
возражать и согласился - не сразу, правда, но согласился. Мы покатили
навстречу друг другу, и наши носы соприкоснулись, Не знаю, сколько времени
мы провели в степи - дни, месяцы, а может быть, годы. Ничто нас не
отвлекало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54