А может, деньги им и вправду не нужны - ведь они не покупали
провизии, вели один и тот же образ жизни и ни разу не болели, во всяком
случае, этого никто не замечал. Может быть, временами они мерзли, хотя
никогда не жаловались, но и топлива не покупали, а для уплаты налогов
Леймонт Стайлс оставил им определенную сумму - так, может, деньги им и
вправду ни к чему?
Было время, когда в городе ломали голову над тем, как это Воспителлы
обходятся без пищи или, во всяком случае, не покупают еды. Потом об этом
перестали судачить - жители решили, что насчет чужаков никогда ничего не
узнаешь, не надо и пытаться.
И это, конечно, было правильно.
Внезапно Дин осознал, что дом Стайлса был даже старше его
собственного. Он был построен не по единому плану - такие дома были в моде
задолго до того, как стали делать все комнаты этажа на одном и том же
уровне.
Окна была занавешены тяжелыми портьерами, но в щелки пробивался свет,
и Дин понял, что Воспителлы у себя. Ведь они никуда не отлучались из дома,
разве что нужно было присмотреть за младенцами; но в последние годы они
совсем редко выходили, потому что у людей вошло в привычку оставлять
детишек в их доме. Ребята у них никогда не плачут, даже самые крошечные.
Им всем очень нравится бывать у Воспителл.
Он сделал еще несколько шагов, поднялся на крыльцо, позвонил.
Подождав немного, он услышал какое-то движение в доме.
Дверь отворилась, и на пороге, загораживая свет, показалась фигура
одной из Воспителл, Дин уже совсем забыл их облик - ведь он их видел много
лет назад.
Дин припомнил, что вскоре после того, как Леймонт Стайлс вернулся
домой, он встретил всех трех и потом время от времени то одну, то другую
видел на улице издалека. Но воспоминание о них и удивление при виде их
изгладились из памяти, и сейчас как будто заново, с прежней силой его
поразили волшебная грация, неожиданное ощущение, будто столкнулся лицом к
лицу с нежным цветком.
Лицо это, если его вообще можно было так назвать, светилось добротой,
оно было слишком нежным, таким нежным, что в нем совсем не чувствовалось
характера и даже индивидуальности. Удивительная кожа, румяная, словно
лепестки цветка, а тело стройное до неправдоподобия, и все же оно
настолько исполнено грации и гармонии, что при виде его забываешь о
хрупкости. От ее фигуры веяло милой простотой, такой наивностью, что все
остальное перед этим меркло.
"Нет ничего удивительного в том, что дети так любят их", - подумал
Дин.
- Мистер Дин, - произнесла Воспителла, - пожалуйста, войдите. Это для
нас большая честь.
- Спасибо, - ответил он, снимая шляпу.
Он сделал несколько шагов и услышал, как закрылась дверь. И вот
Воспителла вдруг снова оказалась рядом с ним.
- Пожалуйста, в это кресло, - предложила она. - Оно у нас специально
для особо почетных гостей.
Все было очень просто и по-дружески, однако в этом чувствовалось
что-то чужое, пугающее.
Где-то в доме послышался детский смех. Дин повертел головой, чтобы
понять, откуда он доносится.
- Это из детской, - сказала Воспителла. - Я закрою дверь.
Дин погрузился в кресло, положил старую, мятую шляпу на свое
костлявое колено и принялся поглаживать ее костлявыми пальцами.
Воспителла вернулась и села на пол перед Дином, села единым
движением, без малейшего усилия, и у Дина создалось впечатление, будто
взметнулся яркий подол, хотя на самом деле никакого подола не было.
- Да, - произнесла Воспителла так, словно хотела сказать, что теперь
все ее внимание приковано к Дину.
Но он молчал, потому что в комнате все еще слышался смех. Даже когда
дверь в детскую закрыли, все еще слышался детский смех. Он заполнял
комнату, это был по-настоящему счастливый, веселый, непринужденный,
искренний, беспечный смех ребятишек, которые упиваются игрой.
Но мало того. Искорка детства сверкала в воздухе, и у Дина возникло
давно забытое чувство, что он вне времени, что день никогда не кончится,
что о конце его даже подумать невозможно. Легкий ветерок из несбыточной
страны принес с собой запах ручья, что влечет по течению флотилии опавших
осенних листьев, и чуть слышное благоухание клевера и ноготков, и аромат
пушистого, только что выстиранного одеяла, какие бывают на детских
кроватках.
- Мистер Дин, - сказала Воспителла.
Он виновато вскинулся.
- Простите, - сказал он. - Я заслушался.
- Но ведь дверь закрыта.
- И все же в этой комнате - дети, - проговорил Дин.
- В комнате нет детей.
- Совершенно верно, - ответил он. - Совершенно верно.
Но они были здесь. Он слышал их смех и топот их ног.
Здесь были дети или, по крайней мере, такое ощущение, будто они здесь
есть, и будто здесь много цветов, которые на самом деле давным-давно
засохли и погибли, по ощущение осталось. И ощущение красоты, красоты в
разных ее проявлениях - и в цветах, и в ювелирных поделках, и в маленьких
картинах, и в веселых разноцветных шарфах - вещах, которые на протяжении
многих лет давали Воспителлам вместо денег.
- Эта комната, - запинаясь, смущенно сказал он. - До чего же приятная
комната. Мне здесь так хорошо.
Он почувствовал, что окунается в юность и веселье. Если б он мог,
подумалось ему, если б он только мог, он бы влился в течение этой жизни и
был бы таким, как они.
- Мистер Дин, - произнесла Воспителла, - вы очень чувствительны.
- Мне очень много лет. Может быть, в этом причина, - ответил Дин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10