- Тогда почему ты не сказал ему, что это Рембрандт? - набросился на
меня банкир. - Неужели ты не веришь, что кого-кого, а уж Рембрандта я
всегда смогу отличить?
Я чуть было не сказал ему, что именно это и имел в виду, но во-время
спохватился: не исключено, что в будущем мне еще не раз придется
обращаться к нему за кредитом.
- Послушай, Эймос, - схитрил я, - мне просто не хотелось бы раньше
времени влиять на его заключение. Как только он прибудет сюда и взглянет
на картину, он, без сомнения, увидит, что это Рембрандт.
Моя уловка несколько утешила банкира. Затем я вызвал Дороти и
попросил ее договориться о самолете для Кэла. С каждым моим словом ее
тонкогубый рот все больше поджимался, а лицо приобретало не просто кислое,
а прямо-таки уксусное выражение.
Не будь при этом Эймоса, она бы не преминула прочитать мне нотацию о
том, как пагубно швыряться деньгами.
Глядя на Дороги, я мог понять, почему она получала огромное
наслаждение на слетах Приверженцев Очищения, которые каждое лето, словно
грибы после дождя, рождались в Уиллоу-Гроув и окрестных городках. Она не
пропускала ни одного из них, неважно, какая община или секта была
организатором, стоически высиживала часами на жестких скамьях в летнюю
жару, неизменно бросала монетку на тарелку для сбора пожертвований и с
огромным удовлетворением выслушивала всю эту болтовню о грешниках и адском
огне. Она постоянно уговаривала меня посетить такое собрание, причем у
меня сложилось впечатление, что, по ее глубокому убеждению, это пошло бы
мне только на пользу. Но до сих пор я успешно противостоял всем ее атакам.
- Вы опоздаете в суд, - в голосе Дороти сквозило явное неодобрение, -
а ведь сегодня слушается дело, на которое вы затратили столько времени.
Это нужно было понимать так, что мне не следовало бы зря тратить
время на дядюшку Джорджа.
Пришлось отправиться в суд.
Во время перерыва я позвонил в полицию, но дядюшки Джорджа там не
было и в помине. В три часа пришла Дороти с сообщением о том, что Кэлвин
Росс прибудет в пять. Я попросил ее позвонить Элси и предупредить, что к
обеду у нас будет гость, который, возможно, останется ночевать. Дороти
промолчала, но по ее глазам я прочитал, что она считает меня зверем, и
будет только справедливо, если в один прекрасный день Элси соберется и
уйдет от меня.
В пять часов я встретил Кэла на аэродроме. К тому времени там уже
собралась изрядная толпа.
Люди каким-то образом пронюхали о приезде эксперта, который даст свое
суждение о картине, чудом попавшей в руки Джорджа Уэтмора.
Кэл здорово постарел и выглядел еще более важным, чем я его помнил.
Но, как и раньше, он был вежлив и так же поглощен своим искусством. Больше
того, я сразу же увидел, что он не на шутку взволнован.
Возможность открытия давно утерянного полотна, представлявшего хоть
какую-то ценность, - насколько я понимаю, - мечта каждого искусствоведа.
Я оставил машину на площади, и мы отправились с Кэлом в полицию, где
я познакомил его с нашими блюстителями порядка. Чет сказал, что о Джордже
по-прежнему нет ни слуху ни духу. После недолгих препирательств он достал
картину и положил ее на стол прямо под лампой.
Кэл подошел взглянуть на нее и вдруг замер, словно сеттер в стойке,
заметивший перепелку. Он стоял и смотрел, не произнося ни слова, а мы
столпившись вокруг, старались не слишком сопеть от нетерпения.
Наконец Кэл достал из кармана лупу, наклонился над полотном и
принялся изучать его дюйм за дюймом. Прошло еще немало томительных минут,
прежде чем он выпрямился и обратился ко мне:
- Джон, подержи, пожалуйста, полотно вертикально...
Я поднял картину, и Кэл отступил на несколько шагов и вновь принялся
рассматривать. Затем он наклонился немного в сторону, потом в другую, все
так же не спуская с картины глаз, вновь приблизился к столу и взялся за
лупу. Наконец он выпрямился и обратился к Чету:
- Весьма вам признателен. Будь я на вашем месте, я бы собрал для
охраны этой картины все ваши наличные силы.
Чет просто умирал от нетерпения, так ему хотелось знать мнение Кэла,
но я предусмотрительно решил не давать ему возможности задавать вопросы,
хотя и не сомневался, что Кэл не станет особо распространяться. Поэтому я
поспешил увести Кэла на улицу и втолкнуть в машину, где мы некоторое время
сидели молча, уставившись друг на друга.
- Если только мне не изменяет зрение и я вдруг не позабыл все, что
знал о живописи, это картина Тулуз-Лотрека "Кадриль в Мулен-Руж".
Значит, это все-таки был не Рембрандт! Мне бы следовало об этом
догадаться. Хорош же знаток искусства Эймос Стивенс!
- Готов дать голову на отсечение, - Кэл начал горячиться, - это
подлинник. Скопировать картину столь безупречно просто физически
невозможно. Загвоздка только в одном.
- В чем?
- "Кадриль в Мулен-Руж" находится в Вашингтоне, в Национальной
галерее.
Я почувствовал, как внутри у меня что-то оборвалось. Если дядюшка
Джордж каким-то чудом ухитрился обокрасть Национальную галерею, мы оба
конченые люди.
- Вполне возможно, что картина Тулуз-Лотрека пропала из Национальной
галереи, а ее дирекция хочет выждать день-другой и не сообщает об этом, -
продолжал Кэл. - Хотя обычно в таких случаях они уведомляют большие музеи
и кое-кого из оценщиков.
Он недоуменно покачал головой.
- Но кто мог додуматься до этого, ума не приложу. Конечно, всегда
есть возможность продать украденную картину какому-нибудь коллекционеру,
который будет украдкой любоваться ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13