Они как будто разные.
– Они и не должны быть одинаковые, – ответила она. – Горгульи всегда непохожи друг на друга. Скульптор всегда дает волю фантазии и придает им разное выражение.
– Я не о том, – сказал он. – Дело не в выражении, а в самом материале. Как будто они сделаны из разного камня.
– Это возможно, – ответила она, – но все же… Погоди, я, кажется, поняла, что ты хочешь сказать.
– Некоторые из них, – сказал он, – напоминают мне ту горгулью, что ты показывала мне у себя в мастерской.
У нее перехватило дыхание.
– Может быть, ты и прав. Похоже, некоторые сделаны из дерева. Не из камня, а из дерева. Если так…
– Но какой в этом может быть смысл? Почему одни высечены из камня, а другие вырезаны из дерева?
– Не знаю. Может, в этом и нет никакого смысла. Может, из тех, что стояли здесь с самого начала, некоторые обрушились, и их на время заменили деревянными, пока не найдется кто-нибудь, кто мог бы снова высечь их из камня.
– Временная замена?
– Да, и никакого особого смысла в этом нет.
– Хватит болтать о каких-то там горгульях, – грубо перебил их аббат. – Мы здесь не для того, чтобы обсуждать архитектурные прелести храма. Давайте-ка поищем этого вашего священника.
– Его не так просто найти, – сказала Нэн. – Он не любит показываться на виду. Как будто боится гостей. Чаще всего он шныряет по углам.
– Странно, – сказал Шишковатый. – Ему здесь должно быть довольно одиноко. Другой на его месте был бы рад гостям и вышел бы им навстречу.
Нэн покачала головой.
– Он странный человечек. Всего один раз он говорил со мной. Я видела его и до этого, но всегда только мельком.
– Он живет здесь уже много лет?
– Думаю, что да.
– Но Нечисть наверняка знает, что он живет здесь. Как ты думаешь, может быть, он от нее прячется? А может быть, просто всего боится?
– Нечисть старается держаться отсюда подальше. Благочестивая атмосфера ее отпугивает.
– Что-то не очень она ее отпугнула, когда они напали на наше аббатство, – возразил аббат. – Они перебили всех, кого нашли, и разграбили все, что только можно.
– А что если в вашем аббатстве благочестивую атмосферу малость подпортили те бочонки вина и женщины, которых вы там у себя прятали? – предположил Шишковатый.
– Давайте не будем опять затевать споры, – вмешался Харкорт.
– Я пренебрегаю этим выпадом, – с видом оскорбленного достоинства произнес аббат. – И оставляю его без ответа.
Сказав это, он широким шагом направился к дверям храма. Остальные после секундного колебания последовали за ним. Однако, войдя в дверь, все остановились.
Остановился и аббат, шедший впереди. Перед ними простирался погруженный в полумрак главный неф. Лишь несколько солнечных лучей пробивались сквозь стекла витражей, и эти разноцветные лучи усиливали впечатление нереальности происходящего. В огромном пустынном пространстве храма звучали равномерно повторяющиеся низкие, глухие звуки. Харкорт затаил дыхание, пытаясь понять, откуда доносятся эти звуки, похожие на мерное дыхание какого-то чудовища. Аббат сделал несколько шагов вперед, и его шаги гулко отозвались под гигантским куполом, вновь и вновь повторяемые эхом.
По обе стороны главного нефа двумя рядами стояли могучие колонны; между ними призрачно белели надгробия – и самые простые, и увенчанные возлежащими каменными фигурами. Одно из них изображало коленопреклоненного ангела. Справа и слева аркады вели в боковые приделы.
Понемногу глаза Харкорта привыкли к полумраку, и он уже мог разглядеть больше подробностей, хотя смотреть было особенно не на что, кроме колонн, надгробий, богато разукрашенной купели, а поодаль – высокого алтаря с хорами над ним. Все это создавало ощущение огромной пустоты, простиравшейся в бесконечную даль. Если священнику, которого мы ищем, подумал он, вздумается от нас спрятаться, в этом здании есть где прятаться. Стены покрывала роспись, когда-то яркая, но теперь выцветшая и плохо различимая в тусклом свете.
Нэн говорила о благочестивой атмосфере, но здесь никакого благочестия не ощущалось. Запах благовоний давно улетучился бесследно. Остались только какие-то таинственные гулкие раскаты и пустота, царящая здесь уже много столетий.
Аббат снова двинулся вперед, остальные последовали за ним, разбудив эхо, наполнившее воздух звуками сотен шагов.
Они обошли весь храм, тщательно обыскав даже самые укромные уголки часовни и ризницу, крытые аркады и крипты, кухню и трапезную, внутренние дворики и библиотеку со шкафами, доверху набитыми рукописными свитками. На всем лежал толстый слой пыли, которая поднималась в воздух, потревоженная их шагами. Они не могли удержаться от чихания, которое эхо повторяло множество раз, как будто вокруг чихали миллионы призраков. Они попробовали позвать священника, хоть и не знали толком, как это сделать, не зная его имени, но скоро были вынуждены отказаться от своих попыток: повторяемые эхом, крики порождали такие громкие и многократные отклики, что они ничего не смогли бы услышать, даже если бы священник был здесь и захотел отозваться.
Повсюду они натыкались на надгробия, разбросанные без всякого порядка, даже в самых неожиданных и уединенных уголках. Каменная крышка одного из них свалилась или была сброшена и лежала расколотая на полу, и в саркофаге были видны истлевшие останки его обитателя. У фигуры ангела на другом надгробии была отбита голова, и ее белые, как снег, осколки валялись вокруг. Купель оказалась перевернута, покрывавшая ее тонкая резьба местами сбита.
Если не считать рукописей, найденных в библиотеке, ничего ценного в храме не осталось. Алтарь был гол, шкафы, где должны были храниться ризы, драгоценные сосуды и другие принадлежности богослужения, стояли пустые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93