- Мама! - крикнула я. - Иди скорее! Беги... Ангелы поднесли тете Груше испить чашу. Вот она, смотрит на них! Беги!
Но когда зеленые тапочки, спотыкаясь, влетели в комнату, было уже слишком поздно. Глаза тети Груши погасли и закрылись. Она умерла.
Тетю Грушу похоронили на кладбище рядом с дядей Киршей, и между их могилами поставили маленький столик со скамейкой. Я сидела на скамейке и смотрела, как землю вокруг их могил утапты-вают черные ботинки с вытянувшимися шнурками и черные сапоги с золотыми молниями. Расхлябанные валеночки в блестящих калошах суетливо перебегали от одного памятника к другому и пищали: "Какая жалость! Ай! Какая жалость! Ай-яй-яй!"
Я спросила мою маму, кто сейчас живет в квартире тети Гру-ши на улице Гоголя. Она ответила, что в эту квартиру поселили молодого дворника по имени Валера и что он убирает двор очень плохо: только пьет водку, кидает в подоконник ножи и играет на гитаре.
Наутро после похорон я проснулась на полу в комнате тети Груши, рядом с четырьмя коробками с надписью "Платья". Ночью я перешла сюда из детской посмотреть, не вернулась ли тетя Гру-ша, и заснула на ковре.
Я подошла к окну. На подоконнике лежала черная пуговица с широкой белой полосой. Остальные пуговицы выпали из шкатулки и раскатились по комнате.
За окном шел снег. Самый первый после лета и осени. Он плотно присыiпал землю, и деревья, и крыши гаражей, и козырек подъезда, в котором жила женщина с квадратным лицом и поджидала три рубля. Он падал на Красный проспект, на трамвайные рельсы перед Оперным театром и на троллейбусную остановку. Он падал на улицу Гоголя, на мои качели во дворе и на крышу больницы в скверике Зои Космодемьянской, где мы последний раз разговаривали с дядей Киршей.
Я смотрела в окно и понимала, что все - ничто рядом с этим легким, бесконечным - куда ни глянь! - снегом. И тут же вспомнила оце-пеневшие лица тети Груши и дяди Кирши, в тот миг, когда на них опускали крышку гроба. Я уже оплакала их, они уже разбили мое сердце, и сердца у меня больше не было! А был один только снег, покрывший всю землю без разбора - Красный проспект и их могилы на кладбище. Был один только снег. Один снег. И перед снегом все были равны!
ГЛАВА 6 - ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ТЕМНОГО НОЯБРЯ
Моя мама сидела в расхлябанных валенках и пришивала крас-ную пуговицу к черному сапожку, поджидая гостей.
Я вышла погулять. Небо было низким, тяжелым и с трудом держалось. Я испугалась, как бы оно не рухнуло вниз, на крышу нашего дома. Мы все-таки жили на пятом этаже.
Моя мама стояла у окна и показывала язык парням, гулявшим внизу. Они в ответ грозили ей кулаком. Тогда она хохотала и пряталась за штору.
Я сидела на карусели-вертушке. Синие перекладины карусели чередовались с зелеными. Я сидела на синей и думала - пересаживать-ся на зеленую или нет. На мне был новый зимний комбинезон, красный, с меховой отделкой. Он не скользил, поэтому в нем было удобно ку-выркаться.
Мимо нашего дома в обнимку прохаживалась парочка. Юноша был без шапки, с кудрявыми волосами, наплывавшими на глаза. Он показался мне знакомым, но я никак не могла вспомнить, где я его видела. Парочка прогуливалась вдоль окон первого этажа, девушка показывала рукой на окна и что-то горячо говорила. Юноша стряхнул снег с ее воротника, а потом со своих волос и посмотрел, куда она указывала.
Я вытянула ноги и уцепилась за зеленую перекладину носками ботинок, потом откинулась назад и вниз головой повисла на синей перекладине карусели. Тяжелое небо, окна первого этажа, юноша с девушкой - все перевернулось, и я успокоилась. Небо было внизу и больше не грозило сорваться. Юноша подошел ко мне.
- Девочка, ты физкультурница? - спросил он.
- Да, - важно ответила я и указала на комбинезон.
- А не могла бы ты... - ласково начал он и покачнулся в моих глазах.
Я зажмурилась и поднялась. Передо мной стоял подросток Валера, но лицо у него казалось тверже, чем обычно, и вместо пуха над верхней губой чернели усики, а на щеке была царапина. Тогда я поняла, что это медбрат, лечивший дядю Киршу.
- Ты помнишь меня?
Но он улыбнулся и сказал:
- Нет...
Он стоял такой ласковый, что я даже засомневалась, виделись ли мы раньше. У него была очень гладкая кожа на лице, а царапина на щеке казалась нечаянным надрезом.
- Я живу в этом доме, - сказала я и указала на окно, от кото-рого только что отошла моя мама.
- Значит, мы соседи, - снова улыбнулся он.
И у него была такая ровная улыбка и теплый голос. Такой голос, что я вслушивалась в него и пропускала значения слов. Он внимательно посмотрел на меня и спросил:
- А у тебя есть пальто со снегирями?
- Есть! - гордо ответила я, но не сразу. Я все слушала его голос и поэтому с опозданием поняла слова.
Он засмеялся, понял про свой голос.
Его девушка стояла в стороне, и некому было отряхнуть снежинки с ее воротника. Она печально смотрела на меня.
- А я живу здесь, на первом этаже, - снова начал юноша разговор. - И часто вижу, как ты в своем пальто со снегирями бежишь вон к тому подъезду, и он указал на дом женщины с квадратным лицом. - Я тебя вспомнил!
- А я тебя перепутала с одним человеком, - сказала я. - Он приезжал к нам ночью. Такой злой!
- Это был не я, - ласково ответил юноша. - Я очень добрый. Я работаю врачом на скорой помощи.
- Врачом? - переспросила я.
Он выдал себя. Он был братом Валеры, того хриплоголосого убийцы, кричавшего нам, что нет! он не убивал, не убивал дядю Киршу! - и заплакавшего над его гробом.
- Я оставил дома ключи, вышел из квартиры, а дверь захлопнулась, - тихо сказал мне юноша. - Прошу тебя, помоги мне!
- Помогу, - согласилась я, зачарованно глядя на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34