Затем для душевного комфорта вам окажется достаточно сознания, что в ваших мозгах могли бы возникнуть воспоминания о возможности вспомнить о чем-то таком… о чем бишь? А не все ли равно. Так вы необратимо утратите и способность овеществлять в воде, как утратили ее для суши, утратите память, самосознание – и впадете в предсмертную спячку!»
«Мы не утратим память и не впадем в спячку, – надменно помыслило в ответ ВП, – мы устойчивы и бессмертны. И все вместе, и каждый в отдельности – мы храним информацию как об общем, так и об индивидуальностях своих. Овладев изменчивостью, мы перестали быть подвластны носителю ее – времени – и можем всегда вернуть себя в любое прежнее состояние».
«Мы можем… Да вы перезабудете и эти знания, как перезабыли от безделья уже многое! Да и ни к чему они вам: вы замкнулись на самих себе, вам некуда стало развиваться. От вас и так мало, что осталось, а скоро и совсем растворитесь в своей водичке!»
Пришло время и Амебе пережить оскорбленность, а нам – почувствовать силу ее.
Высшее Простейшее издало беззвучное: «Да как вы смеете?!» – силы, можно сказать, фугасного взрыва. Сначала его ощутили наши головы, потом оно сотрясло судорогами туловища и напоследок отдалось в пятках. Амеба вскипела – почти в буквальном смысле: из желтого студня повалили обильные пузыри.
Последнее, что «вспомнили», это что мы еще несмышленыши так рассуж-дать, что слово «млекопитающиеся» родственно с «молокососы», что прежде чем утверждать такое столь категорически, недурственно бы нам прожить свои миллионы лет, – тогда будет видно, на что и как замкнется человечество.
Амеба исчезла. У нас с Даном из носа текла кровь.

13. АТАКА ПРЕЗРЕНИЕМ
– Нас ободрила эта прорезавшаяся возможность противостоять телепатическому напору Амеб своей мыслью, – заговорил Дан. – Она обусловливала диалог, спор, сопоставления точек зрения – все, от результатов чего должны выиграть и мы, и они. Поэтому во второй половине ночи мы, отдохнув в ракете, снова поплыли в море. Искать общения. Мы не понимали, насколько это было легкомысленно и опасно.
Кадры памяти: темное море опалесцирует тысячами пятен-обликов – над водой фиолетовыми, в ней оранжево-серыми. Иные пятна поднимаются по блестящим струям дождя, проплывают над островом и ракетой, кружат над медленно плывущими во тьму астронавтами. Много собралось здесь Амеб!
– Теперь, плывя, мы чувствовали-знали, что о содержании нашей последней беседы с тем вскипевшим ВП известно им всем – и даром нам это не пройдет.
Нам стало не по себе. Но показать это, дрогнуть, повернуть вспять – тоже было ни к чему. Мы прибыли на планету с добром, явились какие есть, со своими взглядами на жизнь, искали не выгод для себя, а общения и взаимопонимания – чего же нам опасаться!
В двухстах метрах от берега мы начали медленно погружаться, ожидая, как водится, что какое-то ВП неподалеку от нас осветится, вступит в Контакт…
Но не тут-то было! Их много было окрест: серые тепловатости плавали вверху, внизу и по сторонам. Но все они расступались при нашем приближении, смыкались за нами – и безмолвствовали. Чем глубже мы погружались, тем более чувствовали какой-то гнет… Какой диалог, какие споры – они нас в упор не видели! Точнее, воспринимали нас, надерзивших, – и презирали! В жизни не чувствовали ничего противнее и тяжелей этого концентрированного презрения: надменного, холодно испускаемого на нас со всех сторон. Мы плыли будто не в воде, а в море презрения… не дай бог еще пережить! – Дан впервые за передачу сорвался с ровного тона. – Я показался себе таким ничтожным, глупым… и вроде уже раскаивался, что осмелился перечить – и кому?!
– Со мной происходило похожее, – вступила Ксена, но только с моей, учитываемой Амебами спецификой. Они все вокруг обменивались быстрыми и невероятно сложными мыслями, касавшимися меня и интересными мне. Однако мои бессильные попытки их понять только забавляли Высших Простейших, усиливали их презрение. «Пустяковые организмы, примитивы, – заметило одно ВП слева. – Я бы взялся овеществить в тех же объемах куда более совершенные. Для этого надо…» И в глубине его сумеречного комка возникли упрощенные фигурки Дана и меня, преобразуемые в более совершенный вид. Соседние ВП молчаливо одобряли, только одно помыслило: «Да самку-то незачем и совершенствовать – слить ее с нашей базой-маткой, чего проще!» Другие и это одобрили. Но самое страшное было то, что… – Ксена замолкла на секунду, – что и я это одобрила. Сама вдруг захотела, чтобы меня слили с их базой-маткой, полуживой пассивно-чувственной жидкости! Неодолимо захотела, мечтала: нет для меня большей радостью, чем слиться с нею и служить Высшим… Конечно, и это было наведено.
– Мы находились в общем психополе, – заговорил Дан, – и я чувствовал, что с Ксеной неладно. Мне тоже досталось, но ей было вовсе худо…
– Мне было не худо, – с невеселой улыбкой возразила та, – мне было очень хорошо, когда на пятнадцатиметровой глубине я принялась расшивать стык гермошлема с костюмом, чтобы слиться. Мне было просто замечательно.
– Я увидел, закричал: «Что ты делаешь?!» – подплыл к ней, схватил за руки…
– А я сопротивлялась что было сил, кричала: «Пусти! Не хочу жить, не хочу с тобой, противно! Хочу с ними!..» – отбивалась и вырывалась…
– Это не ты сопротивлялась, это они заставили тебя раскрываться и отбиваться – для забавы, для удовлетворения мстительного чувства. Чтобы унизить нас. Я понял это, понял, что бороться надо с тобой, с ними. Как? Вспомнил: Амебам очень не по душе пришлись мои знания об огне. И я стал таким огнем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96