и, наконец, что мое время – это время, в которое неповторимый «я» живу – а иные времена несущественны, неважно, что там было и будет.
Такие полуживотные представления всегда крепко подводили людей. По простой причине: они неверны. Наш дом – это весь мир; и не только Земля, но и Солнечная, Галактика… Даже из Метагалактики тянется к нам связь причин, но это вам еще не по зубам, рано. Наше время – это все время, какое помним и можем представить, не только прошлое, но и будущее. И наши близкие – все люди на Земле и в Солнечной. А если встретятся иные разумные существа во Вселенной, так и они тоже.
Разумные существа – а что это, собственно, такое? Мы считаем разумными себя – лично себя побольше, других поменьше. Но всегда ли мы разумны? Как это определить? Я скажу вам критерий, и будет хорошо, если вы усвоите его надолго.
Конечных результатов деятельности два: знания и рассеянное тепло. Только эти два, все прочее: производство вещей и пищи, сооружения, транспортировки, даже космические полеты – лишь промежуточные звенья. («Глубоко берет, – покрутил головой Берн. – Для детишек ли это?») Рассеивание энергии уменьшает выразительность нашего мира – накопление знаний ее увеличивает. Эти две штуки – энтропия и информация – настолько похожи, что в строгих науках они и описываются одинаковыми формулами, только с разными знаками; то есть они стороны чего-то одного, что мы еще не умеем назвать. Так вот: по-настоящему разумна та деятельность, когда вы больше добыли знаний, чем рассеяли энергии. А ежели наоборот, то даже если на промежуточных этапах ее появляются такие интересные вещи, как штаны или звездолеты, – в целом, по-крупному, она разумной не является. Это равно справедливо и для отдельных людей, и для человечества в целом: именно такой баланс наших дел ИРЦ и оценивает в биджах.
Это присказка. Перейдем к делу: к рассказу о Земле, какой она была и какой стала…
Лектор щелкнул тумблером. В зале стало темно. Шар осветился изнутри: это была медленно вращающаяся Земля XX века. Берн увидел похожий на лошадиную голову Африканский материк, Австралию – голову разъяренной кошки; вверху проплыли сложные контуры Евразии, показалась слева Южная Америка – кобура без пистолета. Все как на глобусе – только это был не глобус: нет сетки меридианов, привычной раскраски от густо-синего (глубины морей) через голубое и зеленое до коричневого (вершины гор). Краски были, но не те: темно-зеленые массивы приэкваториальных лесов, серые и желтые пятна пустынь, пестрая расцветка степей, полей, нив, серо-голубой блеск водных просторов; белые вкрапления ледников на высоких хребтах смешивались с массивами туч, не разобрать где что. Только приполярные снежно-ледяные шапки слегка напоминали глобусные. Края шара туманила сизая дымка атмосферы.
Но, главное, шар жил! Красочные пятна на нем двигались, менялись: в доли секунды закручивались над материками циклонные вихри, передвигались, исчезали; в секунды от сизо-белого Заполярья расползался на север Европы, Канады, Сибири белый покров и в секунды съеживался. Распространяясь, он гнал к югу тысячекилометровую серую полосу, а впереди нее – такой же ширины желто-красно-лиловую кайму осени. Когда зимний покров сжимался, то за ним, опять за серой полосой, волной накатывалась светлая, сразу темнеющая зелень – весна.
В противофазе с севером плясало, то расширяясь, то съеживаясь, снежно-ледяное кольцо вокруг Антарктиды. Но там, в океанских просторах, картина выглядела проще.
– А какая это планета?.. Ты не то включил, Тер, ты же хотел о Земле! – послышались с амфитеатра озадаченные детские голоса.
– А это и есть Земля, – сказал узбек.
Его ответ покрыл недоверчивый гул. Малыши хорошо знали, какая она, их Земля: они немало поиграли с мячами-глобусами, запускали в небо шары глобусной раскраски; немало поглядели и ежедневных сообщений, которые ИРЦ начинал с образного адреса, показывая ту сторону планеты и ту местность на ней, где произошло событие. Такие же образные адреса сферодатчики показывали, соединяя малышей для переговора с родителями и близкими.
– Да, это наша Земля, – подтвердил Тер. – Такой она была последние миллионы лет, до начала Солнечной эры. Пляшущие белые нашлепки около полюсов – это зимы, времена холода, снега, льда. Вот что они такое… – Он щелкнул другой клавишей на своем пультике, и на всю Евразию развернулись пейзажи зимнего леса, потом картины пурги, лыжные гонки, мальчишки, сражающиеся в снежки и лепящие бабу. Малыши оживленно загомонили. – Да, теперь их нет и не скоро будут. Слишком много рассеяли тепла.
Вы знаете, что первые спутники были запущены в конце Земной эры. Был даже спор, что от них, а не от полета человека в космос надо отсчитывать нашу эру. Запускали их часто, фотографировали с них планету. Первые снимки были не ахти какие, получался преимущественно облачный слой… видите? Но постепенно наловчились. Среди обилия снимков отбирали удачные, выразительные. Так и получился этот фильм о Земле.
Каждый кадр – сутки планеты.
Год ее промелькнет перед вами за время глубокого вдоха, за семь секунд.
На весь фильм уйдет полчаса – вы и не заметите, как они пролетят…

8. ИСТОРИЯ ДЛЯ ДЕТЕЙ
– В начале нашей эры суши на планете было вдвое меньше, чем сейчас. А людей вшестеро меньше. Но расселялись они крайне неравномерно. Где пусто: в высоких широтах, в горах, в пустынях… – Тер показывал указкой на шар, одновременно игрой пальцев на пульте проявлял в нужных местностях соответствующие им пейзажи: тундру, пустыню, тайгу, горы… – а где густо.
Гуще всего люди селились в городах – в таких предельно заорганизованных, насыщенных техникой и энергией комплексах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96