один – попадающий под действие примечания А, другой – под действие примечания Б, разделенные тысячами километров и близкие благодаря электронной технике и кровному родству.
…Эоли никогда не мог узнать у своего па, с чего, с какого жизненного поражения у него все пошло наперекос. Сикось-накось. А ведь, наверно, было: хотелось выделяться, превосходить, а таланта, умения, усердия недоставало.
Работать же просто, удовлетвориться скромной причастностью к большим делам и идеям других было не по натуре. А раз не дается фортуна, то – нате! – буду выделяться в оголтелом принципиальном потребительстве. Благо таких мало, позиция (поза) выглядит небуднично и смачно. «Не могу» превращено в «я и не хотел». Можно держаться тона превосходства со всеми (дела-то с ними все равно не будет), напропалую вкушать блага, наслаждаться, вояжировать, вращаться и блистать в компании себе подобных… И не применять к себе ни старое слово «тунеядец», ни его современные эквиваленты.
Поправ главную этическую норму, можно не стесняться и с остальными.
«Младшенький» Эоли был у И восьмым, хотя тот не имел морального права и на одного потомка.
Для Эоли, как и для его старших братьев и сестриц, в этом не было драмы. Ко времени его появления на свет господствовал принцип: «Чужих детей не бывает». Он помнил себя с интернатской «ма-лышовки» в Западных Карпатах; потом, как положено, три года блуждал со сверстниками и воспитателем по планете, узнавал ее. И с первых лет жизни он знал, что не существует на Земле взрослого, который не принял бы живое участие в нем (или в них, если их было много), не накормил бы, не вымыл, не уложил бы спать – даже со сказкой, не защитил бы от опасности, не ответил бы на все вопросы – даже шалея от шквала детских «как-что-почему-а-это?», не поиграл бы с ним… а за проступок и не наказал бы. Исключительное чувство ребенка к родителям вытекало из того, что похож, и из горделивых детских разговоров: «А вот мой па…», «А моя ма!..» Разговоров, от которых Эоли приходилось убегать со слезами на глазах.
– Ты сейчас в Ницце, па?
– В Неаполе, сын. Видишь? – Он показал на колонны и декоративные склоны гор за собой.
Неаполь, Ницца, Гонолулу, Сочи, Майами, Венеция – эти места мало отличались от других, а от многих (Северной Норвегии, например, или Камчатки) даже и не в лучшую сторону. Но сами названия сохранили притягательность – особенно, если их произносить чуть в нос: «Когда я приплыл в Гонолулу», «Когда я вернусь из Майами-Бич»…
– Но что обо мне, скажи лучше о себе, сын: как твои дела, твои идеи? Как с «обратным зрением»?
– Помаленьку, па. То получается, то нет. Но это небиджевая работа, па, там нет нового – только хорошо забытое старое.
– Ну, сын мой, ну… почему ты сразу сводишь к биджам! Неужели ты не допускаешь, что я просто болею за тебя, хочу порадоваться твоим удачам, погордиться тобой? Я ведь знаю, что мой младшенький – самый лучший, незаурядный и далеко пойдет. И конечно, никогда не отмежуется от своего старого незадачливого па. Не так, как другие…
– А что другие?
– О-о! – Па прикрыл полной рукой глаза. – Я в горе, сын, я просто в отчаянии.
Ты знаешь, Метандро и Метандри сейчас на Орбите энергетиков. Когда они готовились в рейс, я просил, чтобы они, как долетят, связались со мной, дали знать о себе: как дела, здоровье, то-се… Они и сами уже отцы, должны понимать. Но скоро полгода, а ни звука. Каково?
(Ага, вон что. Метандро и Метандри, близнецы, старшие братья Эоли, специалисты по антивеществам; сейчас на орбите принимают первый транспорт из Тризвездия, работы хватает. Но дело не в том, не в них – орбита энергетиков!
Если па нельзя общаться с людьми там – ИРЦ просто не соединит, – то пусть они оттуда свяжутся с ним. «Вот вчера, когда я разговаривал с орбитой энергетиков… Боже, как хлопотно разговаривать с орбитой энергетиков! Нужно выкладывать все сразу, с запасом на паузы. Никакого тебе живого диалога!..»
И па вырастает в глазах знакомцев, как стартовая вышка.
Классика потребительства: добыть то, что доступно не всем. Общедоступное, будь это даже все богатства Земли, – не то. Этим не переплюнешь А и не посрамишь Б. А вот рвануть межпланетный разговор! Отхватить рейс в систему Юпитера!.. Не для дела, зачем все летят, а – «вот когда я был на Ганимеде!».)
«И зачем я так его понимаю?» – с отвращением подумал Эоли.
– Они меня чуждаются! – разгорячился от своих слов па. – Они считают, что мне не следовало заводить столько детей. Хорошенькое дело! Скажи, разве плохо, что я дал тебе жизнь?
– Нет, па, конечно. Я рад и благодарен. («Хотя мне ее мог бы дать и более толковый отец».)
– Э, сын, я знаю, что бы подумал. Не думай так, ты не прав. Таким, какой ты есть: талантливым, темпераментным, с острым умом… я уже не говорю о внешности, хотя и она входит в состав твоей личности, – ты мог произойти только от меня. Ни от кого другого!
– Ты льстишь мне, па. И себе немножко.
– Нет, именно так. И если ты достигнешь высот, то потому, что в тебе воплотились мои неисполнившиеся мечтания. Какие они были, бог мой! На них не хватило бы миллиона мегабиджей, десятка жизней. Не стану уверять, что ты унаследовал от меня упорство в работе, возможно, это больше от матери – где-то она сейчас! – но я дал тебе то, что пробуждает способности, что многих сделало великими: комплекс неполноценности.
– Вот как! И ты говоришь об этом с гордостью?
– А почему нет? Комплекс неполноценности – это даже больше, чем талант. Ты бы поразился, если бы знал, сколь многих людей в прошлом – политиков, финансистов, военных, писателей, даже ученых – это свойство психики толкало доказывать все новыми предприятиями, что чего-то стоишь, что лучше других…
Название неудачное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96