В моей памяти остались две такие операции - зачистка зон бывших ядерных
полигонов, где испокон века селились всяческие уроды и мутанты,
терроризировавшие (или НЕ терроризировавшие) мирные человеческие поселения,
и освобождение заложников на "Куин Мэри - 2". В обоих случаях за Ахерон
стояли большие очереди.
Если мы "замочили" киборга, то я просто не представляю, что в самое
ближайшее время случится в этом месте побережья Балтийского моря - эпицентр
ядерного взрыва или массовый захват заложников? В любом случае нужно было
брать ноги в охапку и бежать не оглядываясь до самых Гималаев.
- Тебе повезло, - сказала, вставая с асфальта и вытирая испачканные
руки платком, Одри.
- Потому что я так быстро бегаю?, - промямлил я, несмотря на свое
близкое к обморочному состоянию, внутренне, как маленький заболевший
ребенок, ожидая похвалу из уст взрослого, даже за самую малость.
- Потому что он так медленно двигался, - отрезала Одри, - и меня это
очень тревожит.
Я постарался не обидеться. Одри права - супермен из меня не ахти какой
и то, что я выжил при встрече с этой машиной-убийцей ("черный голем", как
его называют десантники), было на девяносто девять процентов невероятным
везением - по всем законам я сейчас должен был лежать пристреленный под
сосной, а моя голова впоследствии украсила бы личную коллекцию трофеев
"голема". Когда первая радость прошла, мое везение стало внушать мне
опасение и жуткую уверенность, что из огня я попал прямо в полымя.
Странность номер один: почему "черный голем", мастер убийства, ниндзя,
упустил К. Малхонски - писателя-прозаика с назревающим пристрастием к
алкоголю, отвращением к физической зарядке и брюшком, когда хватило бы
легкого взмаха мономолекулярной нити, чтобы разделать этого горе-десантника,
как быка на бойне?
Странность номер два: зачем на киборге надета вся эта дребедень -
маски, глазки, ушки? Время карнавала, насколько я помню, еще не наступило.
- Их здесь пятеро, - сказала Одри, когда мы залезли в машину, на капоте
которой теперь красовалась здоровенная вмятина от моего олимпийского броска.
"Мерседес" уже не имел товарного вида, но хозяйка тактично не стала
напоминать мне о моей шалости. Дело действительно было серьезным.
Только теперь я понял весь смысл произошедшей со мной истории, когда
мне надоело слоняться по глухим улочкам Фюрстенберга с собакой запазухой и я
решил вернуться в Клайпеду тем же путем, каким из нее и ушел, то есть через
Окно. Молчаливый таксист, пойманный мной на пустой, вымощенной гранитной
брусчаткой и расчерченной светящимися посадочными местами, площади перед
ратушью, подвез меня до Трубы откуда я через такое же пыльное, давно не
мытое и не открывавшееся Окно пролез в Клайпеду, придерживая окончательно
сползшего под плащом на мой живот Мармелада, отчего стал похож на триумф
генетической науки - беременного мужика. Это было хорошо, что собака спала,
так как я не знал какой философии придерживается Мармелад и что я буду
делать, если он станет категорически возражать против нуль-транспортировки -
не тащиться же в Клайпеду по Трубе или на шальной попутке по воздуху.
Смерти я не заметил, а воскрешение было таким же противным как и сама
жизнь. Не успел я собраться из J-матрицы в полноценное белковое
существование, как меня стащили с помоста, приставили носом к стенке и
профессионально обыскали, хрипло приговаривая: "Не волнуйтесь, мамаша".
Потом меня развернули и я увидел перед собой этого услужливого паренька -
весьма колоритную, надо сказать, личность. Был он гораздо выше меня, но
представления о его мускулатуре и габаритах точно составить было трудно, так
как он был закутан в широкий светло-зеленый плащ до пола, наглухо
застегнутый на все пуговицы и без ремня. На руках, которыми он меня все еще
прижимал к стене, были надеты желтые замшевые перчатки с обрезанными
указательными пальцами, из чего я заключил, что он специалист стрельбы
по-македонски и качанию маятника. Его длинные волосы были убраны назад. Они
когда-то были черного цвета, но обильная седина сделала их грязно-серыми,
наводящими на мысль об их полуторагодовой немытости. Большие карие глаза
пристально смотрели на меня поверх черных круглых очков с микроскопическими
стеклами, спущенных на самый кончик короткого носа, что до странности делало
его похожим то ли на прозревшего слепого, то ли на учителя пения.
- П-п-позвольте, - прохрипел очень похоже и я, но не делая попыток к
освобождению.
- Кто у вас там?, - поинтересовался человек.
- Собака, - честно сказал я.
- Ростиславцев!, - прокричали где-то за спиной человека и так как он
откликнулся, то есть немного повернул голову, продемонстрировав, что его
грязные волосы собраны позади в тугую косичку, заплетенную черным шнурком, и
слегка скосил глаза, я понял, что это его фамилия. Затем он с сожалением
меня отпустил и направился к кучке людей, стоящих у входа в соседнее Окно,
огороженное веревками с синими треугольными флажками. А я тем временем
огляделся.
Кругом была полиция. Мимо меня ходили люди в форме, бродили служебные
собаки без намордников, ездили автоматические криминальные
экспресс-лаборатории, сверкали вспышки фотоаппаратов, жужжали камеры и мигал
верхний свет от перебоев электричества. Весь этот тайфун сыска и правосудия
закручивался вокруг трех человек, к которым теперь присоединился и
Ростиславцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95