ТВФ была той леской,
привязанной к людям-марионетками, концы которой находились в руках
Директоров. Но вот на это Кириллу было глубоко наплевать. Он всегда был
убежден, что людям необходим такой батька - строгий, с твердой рукой,
беспощадный и мудрый, направляющий и наказывающий, оберегающий и поощряющий,
каким собственно и был Директорат. Демократию Кирилл не признавал.
По мере приближения к "болту" здание все росло и ширилось и только
вблизи приходило понимание - насколько оно колоссально. Это был не город в
городе и даже не государство в государстве, это было планетой на планете,
или, в крайнем случае, оно было той осью, на которую безумное человечество
насадило свою безумную колыбель.
Кирилл причалил на двух-с-чем-то тысячном этаже, прошел через висячий
сад, засаженный елями, дубами и кленами с великолепной красной листвой и
гнилостным запахом, покормил вечно голодных белочек, которым на высоте
четырех километров от ближайшего леса было очень тоскливо, удачно избежал
любящейся парочки, поздоровался с двумя-тремя знакомыми и, наконец,
добравшись до эскалатора, въехал в здание. Переступая с дорожки на дорожку,
он миновал янтарные комнаты, грановитые палаты и тадж-махалы, наполненные
людьми, животными, техникой и администрацией, на чье происхождение указывали
синие тоги, пожал миллионы рук, поругался с редактором вечерних новостей,
полюбовался хрустальной пещерой и наконец столкнулся нос к носу с самой
большой сукой во Вселенной.
Памела Мортидо полностью оправдывала свое прозвище и свою жуткую
фамилию, выплывшую из недр ортодоксального психоанализа. В ее передаче
"Лицом к лицу" (которую за глаза все называли "Лицом к морде") была самая
большая текучка кадров. Каждый день здесь приносил очередную жертву: кто-то
сбегал сам, кого-то вышибала "Сука Пэм", кто-то умирал после очередной
ссоры. Дольше всех здесь продержался двухметровый оператор-культурист, с
которым у Пэм был даже роман и у которого (о, чудо) был иммунитет к ее яду.
Но она его доконала в постели - Пэм делала все неистово.
Передачи ее пользовались популярностью, потому что они обычно
начинались и кончались скандалами, вплоть до обмена нецензурными словами и
рукоприкладства с приглашенным лицом. Поэтому вся планета собиралась у
экрана и заключала пари, чем закончатся эти теледебаты, сколько грязного
белья будет показано и сколько любовниц главного героя придут в студию (
однажды Пэм для одного "счастливца" организовала встречу с его внебрачными
детьми прямо в студии. Было очень забавно).
- Готов?, хищно осклабилась Сука Пэм, сердечно тряся руку Кирилла,
словно пытаясь вырвать ее из плеча, проверяя на прочность этого Желтого
Тигренка, которого она живо усмирит на арене перед миллиардами зрителей и
заставит ходить на задних лапах, прыгать через огненное кольцо, ездить
верхом на пони и брать из рук сахарок под неистовые аплодисменты.
- Угу, - только и выдавил из себя Кирилл, не испытывая никакого желания
разговаривать с этой Ходячей Машиной По Вытряхиванию Грязного Белья, и
инстинктивно нащупывая висящий под мышкой двенадцатизарядный скорчер.
Глава третья. ГУРМАН. Паланга, ноябрь 69-го
Я обернулся и чуть не упал со стула, опрокинув при этом неосторожным
движением руки хрустальную рюмку с недопитым зельем из занесенных в "Зеленую
книгу" подснежников, которые местные мальчишки с молчаливого согласия
некоторых весьма известных людей города на свой страх и риск собирали по
весне в местных лесах, а предприимчивые трактирщики перегоняли в
феноменальное пойло, ценящееся здесь на вес золота. Зеленоватый ручеек
весело побежал по стойке, пластик под дерево запузырился, выдавая свое
нефтяное прошлое, а Гедеминас стал автоматически вытирать самтрестовскую
кислоту своим передником с рюшами и цветочками, не отрывая глаз от
прекрасного видения.
Это не было видением, но все равно - оно было прекрасным.
Хотя мы встречались с Одри при свете дня и мне тогда показалось, что я
ее хорошо рассмотрел - девчонка как девчонка, невысокая, с длинными ногами и
неплохим бюстом, в общем ничего такого, что могло бы задеть до глубины души
мужчину сорока лет от роду, в свое время отменно порезвившегося на просторах
Солнечной системы и повидавшего на своем веку и хрупких селениток, и
темнокожих венерианок, и рыжих марсианок с "оперной грудью", и землянок всех
племен и народностей. Короче говоря, ничего выдающегося я в ней тогда не
узрел. Вполне вероятно, что виноват в этом досадном проколе был не я, со
своими энциклопедическими знаниями в области женской этнографии и топологии,
и не моя избалованность женским вниманием, а ее ржавый гиппопотам, по
странному стечению обстоятельств слившемуся с образом этого невинного ангела
и придавшему ее чистым чертам некоторый налет ржавчины и привкус бензина.
Хотя и мое меланхолическое настроение, одолевающее меня из года в год каждой
дождливой осенью, как одолевает по весне шизофреника приступы
нетрадиционного взгляда на мир, сыграло здесь не последнюю роль.
Надо честно сознаться, что меня как мужчину в женщине привлекает прежде
всего наличие некой изюминки, некого изъяна, эдакой червоточинки в яблоке,
служащей свидетельством его экологической чистоты и знаком качества.
Небольшой дефект выделяет именно это творение из ребра Адама в сонме
прочих блондинок и брюнеток, высоких и маленьких, худых и пухленьких,
зеленоглазых и кареглазых, придавая им неповторимый шарм и милую
закомплексованность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95