— Но не всегда с той степенью оправданности, как в настоящем деле. По крайней мере, в одном случае этот аргумент имел решающее значение.
— Решающее? И когда же?
— Десять лет назад, в Дофине. Я имею в виду дело господина де Жевра, навязавшего дуэль господину де Ларош Жанину и убившего его. Де Жанин был членом влиятельного семейства: его родственники приложили все усилия и добились правосудия. Они выдвинули аргументы, аналогичные тем, что выдвигаются против де Латур д'Азира. Вы, конечно, помните, что судьи признали факт умышленной провокации со стороны господина де Жевра, признали его виновным в преднамеренном убийстве; и он был повешен.
Господин де Ледигьер вновь воспылал гневом.
— Черт возьми! — бушевал он. — У вас хватает бесстыдства предлагать повесить господина де Латур д'Азира?!
— А почему бы и нет, сударь? Если существует закон, имеется прецедент — о чем я имел честь напомнить вам — и если можно без труда установить соответствие всех приведенных мною фактов истине?
— Вы спрашиваете — почему? И вы смеете задавать мне подобный вопрос?
— Смею, сударь. Можете вы ответить на него? Если нет, сударь, мне придется заключить, что машину правосудия могут привести в действие только могущественные семейства, вроде Ларош Жанинов, а, для людей скромных и незаметных, как бы по-варварски ни обошелся с ними знатный сеньор, она и с места не стронется.
Де Ледигьер понял, что спорить с этим бесстрастным и решительным молодым человеком совершенно бесполезно, и тон его стал еще более угрожающим.
— Я бы посоветовал вам немедленно убраться отсюда и быть благодарным за возможность уйти целым и невредимым.
— Значит, мне следует понимать, сударь, что расследования по моему делу не будет и вас ничто не заставит изменить решение?
— Вам следует понять, что если через две минуты вы все еще будете здесь, то пеняйте на себя.
И господин де Ледигьер позвонил в серебряный колокольчик.
— Сударь, я сообщил вам о дуэли — так называемой дуэли, — на которой был убит человек. Кажется, мне следует напомнить вам, отправителю королевского правосудия, что дуэли запрещены законом и что долг королевского прокурора обязывает вас провести расследование. Я пришел как адвокат, уполномоченный безутешной матерью убитого господина де Вильморена, потребовать от вас судебного разбирательства.
За спиной Андре-Луи тихо отворилась дверь. Белый от ярости, де Ледигьер едва сдерживался.
— Дерзкий наглец, вы, кажется, пытаетесь оказать на меня давление? — прорычал королевский прокурор. — Вы полагаете, что королевским правосудием может управлять любой самоуверенный плебей? Я поражаюсь своему терпению, однако в последний раз предупреждаю вас, господин адвокат: попридержите свой дерзкий язык, дабы вам не пришлось горько сожалеть о последствиях его бойкости.
Он пренебрежительно махнул украшенной кольцами рукой и, обратившись к служителю, который стоял за спиной Андре-Луи, приказал:
— Проводите!
Андре-Луи секунду поколебался, затем пожал плечами и пошел к двери. Бедный рыцарь печального образаnote 24, он действительно встретился с ветряной мельницей. Вступать с ней в ближний бой было бесполезно — ее крылья искрошат, растерзают. И все же на пороге он обернулся.
— Господин де Ледигьер, — сказал молодой человек, — позвольте мне привести вам один любопытный факт из естественной истории. В течение многих веков тигр был властелином джунглей и наводил страх на менее крупных зверей, в том числе и на волка. Волк — сам охотник, и в конце концов ему надоело, что за ним охотятся. Он стал объединяться с другими волками, и для самозащиты волки образовали стаи. Вскоре они убедились в силе стаи и пристрастились к охоте на тигра, что имело для него роковые последствия. Вам следовало бы изучить Бюффонаnote 25, господин де Ледигьер.
— Полагаю, сегодня я достаточно подробно изучил буффонаnote 26, — усмехаясь, ответил де Ледигьер, крайне довольный своим каламбуром. Если бы не желание блеснуть остроумием, он, возможно, вообще не удостоил бы молодого человека ответом. — И, должен признаться, я вас не понимаю.
— Поймете, господин де Ледигьер. Очень скоро поймете, — пообещал Андре-Луи и вышел.
Глава VII. ВЕТЕР
Андре-Луи сломал копье в неравном поединке с ветряной мельницей
— образ, подсказанный господином де Керкадью, не выходил у него из головы — и понимал, что уцелел только по счастливой случайности. Оставался ветер, точнее — ураган. Благодаря событиям в Рене — отголоскам более серьезных событий в Нанте — ветер этот задул в благоприятном для молодого адвоката направлении.
Андре-Луи бодро зашагал к Королевской площади, то есть туда, где собралось больше всего народа и где, как он рассудил, находились сердце и мозг волнений, охвативших город.
Возбуждение, царившее на площади, когда он покинул ее, не шло ни в какое сравнение с тем, что он застал по возвращении. Тогда хоть и с трудом, но удавалось расслышать голос оратора, который с постамента статуи Людовика XV обличал первое и второе сословия. Сейчас же воздух дрожал от гневных криков толпы. То тут, то там люди пускали в ход трости и кулаки; повсюду бушевали яростные страсти; и жандармы, посланные королевским прокурором для восстановления порядка и поддержания спокойствия, походили на жалкие и беспомощные обломки кораблекрушения, раскиданные бурным людским океаном.
Со всех сторон неслись крики: «Во дворец! Во дворец! Долой убийц! Долой дворян! Во дворец! « Ремесленник, который в давке оказался плечом к плечу с Андре-Луи, объяснил ему, что привело народ в такое возбуждение:
— Они застрелили его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19