— О'Мой, — медленно начал он. — Я сказал бы, что вы сплутовали, если бы не понимал, что вы сваляли дурака. — Тремейн говорил ровным голосом, абсолютно бесстрастно. Он уже решил, как теперь поступить. Это дело достигло такого предела, когда в интересах его участников и, пожалуй, прежде всего ради мисс Армитидж следует открыть правду, невзирая на возможные для Ричарда Батлера последствия.
— Почему вы позволяете себе говорить со мной в таком тоне? — начал сэр Теренс, переходя на крик.
— Сейчас вы сами найдете его оправданным. Мне надо бы рассердиться на вас, О'Мой, за то, что вы сделали, но я испытываю лишь сожаление по этому поводу. Мне следовало бы презирать вас за ваше лживое поведение, за ваше пренебрежение к присяге в суде и за вашу попытку бороться с воображаемой низостью настоящей низостью, но я понимаю, что вы страдали, и эти страдания являются наказанием, которое вы заслужили за то, что не поступили честно, за то, что на месте не обвинили меня в том, в чем подозревали.
— Этот джентльмен собирается читать мне мораль, Сильвия.
Но Тремейн не обратил внимания на его слова.
— Это правда, что я находился в комнате у Юны, когда вы убивали Самовала. Но я был с ней не один, как вы поспешно предположили. Там находился ее брат Ричард Батлер, которого она прятала у себя уже две недели и из-за которого я там и оказался. Юна попросила меня, как друга Дика и как своего друга, спасти его, и я взялся за это. Я поднялся к ней в комнату, чтобы помочь ему спуститься по веревочной лестнице, которую вы видели, поскольку он был ранен и сам не смог бы этого сделать. Снаружи я оставил ждать экипаж, на котором приехал. Я собирался доставить Дика на корабль, отплывающий в Англию, и уже обо всем договорился с капитаном. Вы поймете, если подумаете, что — как я сказал на суде — если бы я приехал на тайную встречу, едва ли бы я сделал это так открыто, да еще оставил экипаж ждать у всех на виду. Смерть Самовала и мой арест расстроили наш план и помешали спасению Дика. Теперь вы знаете правду и вполне можете оценить свое поведение во всем этом деле.
В тишине, наступившей вслед за вздохом облегчения, вырвавшимся у мисс Армитидж, О'Мой смотрел на Тремейна широко раскрытыми глазами, выражение его лица непрерывно менялось, отражая целую гамму противоречивых чувств.
— Дик Батлер? — наконец переспросил он и закричал: — Я не верю ни единому вашему слову! Вы лжете, Тремейн!
— Я понимаю вас, вы достаточно натворили, чтобы не надеяться на это.
— Если бы все было так, Юна не стала бы скрывать это от меня. Она сразу пошла бы ко мне.
— Беда с вами, О'Мой. Похоже, ревность совершенно лишила вас способности связно мыслить, а то бы вы вспомнили, что, по существу, являетесь последним человеком, которому Юна может открыть присутствие здесь Дика. Я предостерег ее от этого, рассказав о вынужденном обещании, данном вами государственному секретарю Форжешу, и даже приложил все усилия, чтобы оправдать вас, когда она стала негодовать. Вероятно, будет лучше, — закончил Тремейн, — если вы пошлете за Юной.
— Именно это я и собираюсь сделать, — угрожающим тоном произнес сэр Теренс и, решительно прошагав через комнату, открыл дверь — идти дальше не было необходимости.
На пороге, совершенно растерянная, стояла леди О'Мой. Сэр Теренс посторонился, пропуская ее.
Она медленно, беспокойно обводя взглядом присутствующих, подошла к креслу, которое ей поторопился предложить капитан Тремейн, и опустилась в него. Ей так много нужно было сейчас сказать, что она не могла решиться, с чего начать. Сэру Теренсу осталось только помочь ей в этом, что он и поспешил сделать, едва закрыл дверь. Став там, как часовой, он смотрел на нее гневно и одновременно подозрительно.
— Что именно ты слышала?
— Все с того момента, как ты сказал о Дике, — без колебаний ответила леди О'Мой.
— Значит, ты подслушивала?
— Конечно. Я хотела знать, что вы тут говорите.
— Для этого не обязательно пользоваться замочной скважиной.
— Я ею и не пользовалась, — сказала леди О'Мой, понимая его слова буквально. — Мне все было слышно и так — особенно тебя, Теренс. Ты ведь повышаешь голос при малейшем раздражении.
— В данном случае мое раздражение, полагаю, было совсем незначительно. Стало быть, ты слышала историю капитана Тремейна, и для тебя не составит труда ее подтвердить.
— Вы все еще сомневаетесь, О'Мой, — сказал Тремейн, — потому, что хотите сомневаться. Потому, что вы боитесь посмотреть в глаза представшей перед вами правде. Я полагаю, Юна, это избавит всех от дополнительных волнений и убережет твоего мужа от великого множества различного рода заявлений, о которых он впоследствии может пожалеть, если ты пойдешь и приведешь Дика. Ей-богу, по-моему, с Теренса да и со всех нас достаточно.
После предложения привести Дика начавший было опять закипать гнев О'Моя стих. Он посмотрел на жену почти с тревогой, а та, ответив ему растерянным взглядом, грустно сказала:
— Я не могу — Дик ушел.
— Как ушел?! — крикнул Тремейн.
— Ушел? — переспросил О'Мой и начал смеяться. — А вы уверены, что он вообще приходил?
— Но... — Леди О'Мой была озадачена. — Разве Нед не сказал тебе? — спросила она, нахмурившись.
— О да, Нед сказал мне. Нед сказал! — Его лицо стало страшным.
— И ты ему не веришь? Ты не веришь мне? — Леди О'Мой была само отчаяние, она словно призывала небеса в свидетели поведения мужа, которое ей приходилось сносить. — Тогда тебе лучше позвать Маллинза и спросить его. Он видел, как уходил Дик.
— Разумеется, сэр Теренс больше доверяет дворецкому, чем своей жене и другу, — безжалостно сказала мисс Армитидж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82