Капитан Тремейн и Сильвия резко отодвинулись друг от друга.
— Вы видите, Сильвия! — воскликнул капитан, имея в виду то, о чем ее предупреждал.
— Да как же она может это видеть, хотел бы я знать, — сказал сэр Теренс, изображая недоумение, — если вы ей не все рассказали?
Капитан нахмурился.
— Не рассказал что? Существует что-то, чего я не понимаю, О'Мой. Ваше отношение ко мне с того момента, когда вы приказали мне отправиться под арест, представляется совершенно непонятным. И оно беспокоит меня больше всего остального в этом странном деле.
— Я верю вам, — сказал О'Мой и, сложив руки за спиной, начал ходить взад-вперед по столовой. Его лицо искажала злая усмешка, ненавистью пылали и обычно безмятежно-спокойные голубые глаза.
— В какие-то моменты, — сказал Тремейн, — мне казалось, что вы как будто мстите мне.
— А вы хотите знать, в чем дело, какие у меня могут быть основания для мести? В вашу голову не закралось хотя бы тени подозрения, что я могу знать всю правду?
Тремейн отшатнулся от него.
— Это напугало вас? — закричал О'Мой, издевательски наставив палец в переменившееся от дурного предчувствия лицо Тремейна.
— Но в чем, собственно, дело? — воскликнула Сильвия, начиная сознавать, что за всем этим таится нечто зловещее, что тут далеко не все так просто, как ей казалось до сих пор.
Воцарилось молчание. О'Мой, стоя у окна и опять сложив руки за спиной, насмешливо смотрел на Тремейна и молчал.
— Почему же вы не отвечаете ей? — наконец сказал он. — Вы беседовали вполне доверительно, когда я вошел. Может быть, вы что-то скрываете? У вас есть какие-то секреты от леди, которая, нет сомнения, обещала стать вашей женой, что, несомненно, является простейшим способом исправления ее недавней глупости?
— Вы хотите сказать, что все это время знали, что я не убивал Самовала? — озадаченно спросил сбитый с толку Тремейн, сформулировав мысль, на которую его наталкивал О'Мой.
— Разумеется. Как же я могу думать, что его убили вы, когда я сам его убил?
— Ты?! Ты убил его?! — изумлению Тремейна не было границ. — И...
— Ты убил графа Самовала?! — воскликнула мисс Армитидж.
— Конечно, я, — последовал циничный ответ, сопровождаемый коротким смешком. — Когда я приведу в порядок все свои дела, я избавлю провоста от дальнейших хлопот, связанных с поисками убийцы. А ты, Сильвия, стало быть, не знала, когда столь гладко лгала суду, что твой будущий муж невиновен?
— Я всегда была уверена в этом, — ответила она и вопросительно посмотрела на Тремейна.
О'Мой усмехнулся.
— Но он не сказал тебе об этом. Он предпочел, чтобы ты считала его виновным в кровопролитии, даже убийстве, но не открыл тебе правды. О, я понимаю. Ведь он же воплощенное благородство — насколько я помню, ты в таком духе отзывалась о нем тем утром — и знает, что подобает рассказывать, а о чем приличнее не говорить. Он вообще мастер искусства благоразумного умалчивания и может молчать сколько угодно — к примеру, как сегодня на суде. Тебе придется раскаяться, моя дорогая, что ты не позволила ему проследовать по его упрямому пути, что ты бросила в грязь свое чистое имя ради его алиби. Ведь у него было алиби, дитя мое, неопровержимое алиби, о котором он предпочел промолчать. Хотел бы я знать, так же ли ты была бы готова сделать щит из своей чести, если бы знала, что ты на самом деле защищаешь?
— Нед! — вскричала она. — Почему ты молчишь?! Или он так и будет продолжать? В чем он тебя обвиняет? Если ты был не с Самовалом той ночью, то тогда где же?
— В комнате у леди, как ты совершенно верно сообщила суду, — ответил генерал издевательским тоном. — Ты ошиблась только в том, у какой именно. Ты полагала, что этой леди была ты сама — чистейшее заблуждение. Но нам с тобой следует утешить друг друга, поскольку мы друзья по несчастью — по вине этого благородного человека. Той леди, с которой этот хлыщ развлекался тогда ночью в ее комнате, была моя жена.
— Боже мой, О'Мой! — сдавленным голосом воскликнул Тремейн. Наконец он понял всю необъяснимую странность поведения сэра Теренса. И, поняв, почувствовал сильнейшее сострадание к О'Мою, сразу осознав, как он мучился, должно быть, все эти дни. — Боже мой, ты решил, что я...
— Вы отрицаете это?
— Это обвинение? Полностью.
— А если я скажу вам, что сам своими глазами видел вас с ней в окне в ее комнате; если я скажу вам также, что видел веревочную лестницу, свешивающуюся с ее балкона; если я скажу вам, что, притаившись там после того, как убил Самовала — убил, заметьте, за его слова о том, что он сказал, что вы и моя жена изменяете мне, убил его за то, что он сказал мне грязную правду, — если я скажу вам, что слышал, как она пыталась удержать вас, когда вы собрались спуститься и посмотреть, что случилось, — если я вам скажу все это, вы и тогда будете отрицать? И тогда будете лгать?
— Я и тогда скажу, что все, что вы предполагаете, — ложь, ложь, которую вам внушил, видно, сам дьявол да еще ваша бессмысленная ревность.
— Все, что я предположил? Но то, что я утверждаю — сами факты, — это правда?
— Это правда. Но...
— Правда! — воскликнула мисс Армитидж.
— Подожди, — остановил ее О'Мой. — Ты мешаешь ему. Он сейчас расставляет эти факты таким образом, чтобы они приобрели невинный вид. Он сейчас пытается сделать себя достойным той великой жертвы, которую ты принесла, чтобы спасти его жизнь. Ну? — Он выжидающе посмотрел на Тремейна.
Мисс Армитидж тоже взглянула на него и... успокоилась. Капитан был абсолютно спокоен и лишь едва заметно улыбался с сожалением и презрением. Если бы он был виновен в том, что ему приписывал О'Мой, то не смог бы так держаться в ее присутствии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82