— Ты скажешь, что только делал вид, будто помогаешь мне, а на самом деле хотел конфисковать мою частную переписку, — предложил находчивый сэр Уолтер.
— Сказать-то я могу. Но кто поверит мне? Ведь не поверят!
Его мрачная подавленность усилилась до отчаяния.
Рэйли, глядя на Стакли, испытывал сильные угрызения совести. Его благородное сердце было сейчас больше обеспокоено опасным положением его друзей, чем своей собственной судьбой. Он захотел как-то загладить свою вину перед Стакли, но не имел другого способа помочь ему, как наделить его той же силой, какую он сам использовал ранее — силой золота. Он засунул руку во внутренний карман и вытащил оттуда горсть драгоценных камней, которые протянул своему родственнику.
— Мужайся, — убеждал он его. — Мы еще сможем одержать верх и все кончится, по крайней мере для тебя, хорошо, и ты не пострадаешь из-за твоей дружбы ко мне.
В ответ на эти слова Стакли обнял Рэйли, сказав, что любит его и будет продолжать ему служить.
Наконец они пристали к берегу чуть ниже Гринвичского моста, и почти в ту же минуту другая шлюпка пришвартовалась почти рядом, но немного выше. Из шлюпки выскочили люди с очевидным намерением отрезать им путь к отступлению.
— Слишком поздно, — сказал Рэйли почти бесстрастно. — Кости выпали и показали, что игра проиграна, Льюис! Тебе следует объяснить свое присутствие так, как я советовал.
— Да, сейчас нет другого выбора, — согласился сэр Льюис. — И вы в том же положении, капитан Кинг. Вы должны признаться, что присоединились ко мне, чтобы предать сэра Уолтера. Я поддержу вас. Если мы поддержим друг друга…
— Лучше пусть меня поджарят в аду, чем я поставлю на себе клеймо предателя, — прорычал в ярости капитан. — Если бы вы, сэр Льюис, были честным человеком, вы бы поняли, что я имею в виду.
— Ладно! Хватит! — сказал Стакли злобно. Его сын и один или двое гребцов встали рядом с ним, как бы приготовясь к действию. — Ну, если так, капитан, я именем короля беру вас под арест по обвинению в подстрекательстве к мятежу.
Капитан сделал шаг назад, на мгновение застыв от изумления. Затем он схватился за пистолет, собираясь, наконец, сделать то, что, как он понимал, он должен был сделать уже давно.
Но он был сразу схвачен. Только тогда сэр Уолтер понял, что произошло, и вместе с пониманием пришла ярость. Старый искатель приключений сбросил плащ и схватился за рапиру, чтобы проткнуть ею своего дорогого друга и родственника. Но он опоздал. Чьи-то руки схватили его. Его крепко держали люди со шлюпки, предводительствуемые мистером Уильямом Хербертом, который, как он знал, был кузеном Стакли. Мистер Херберт в соответствии с этикетом предложил ему сдать шпагу.
Внезапно он взял себя в руки, подавил ярость. Холодно посмотрел на своего родича, лицо которого на фоне ранней летней утренней зари казалось особенно бледным и злым.
— Сэр Льюис, — и это было все, что он сказал, — эта действия не делают Вам чести.
У него больше не осталось иллюзий. Он понял теперь все до конца. Его дорогой друг и родич все время обманывал его, желая сначала выманить у него все драгоценности, а потом, как пустую скорлупу, бросить палачу. Манури, конечно, тоже участвовал в заговоре. Он служил и нашим и вашим, и даже собственный слуга сэра Уолтера Котерел был заодно с ними.
Но только на суде сэр Уолтер осознал всю низость Стакли, только там выяснилось, что его родич был снабжен официальным документом, освобождающим его от ответственности за участие в планах побега. Это помогло ему с большим успехом уличить и предать сэра Уолтера. На суде выяснилось также, что корабль, на котором сэр Уолтер прибыл из путешествия, и еще многое должно быть передано этому корыстолюбивому Иуде как дополнительное вознаграждение.
Если раньше, чтобы не попасть в руки врагов, сэр Уолтер вынужден был прибегать к уловкам, недостойным великого человека, то теперь, когда никакой надежды уже не оставалось, он проявил чрезвычайное достоинство и бодрость духа. С таким спокойствием, самообладанием и искусством защищался он от обвинения в пиратстве, на котором настаивала Испания, и так умело расположил общественное мнение в свою пользу, что судьи были вынуждены отказаться от этого обвинения и не могли найти никакого другого способа выдать его голову королю Якову, кроме как обратиться снова к смертному приговору, вынесенному ему тринадцать лет тому назад. На основании этого приговора они распорядились произвести казнь.
Никогда еще ни один человек, любящий жизнь так горячо, как любил ее сэр Уолтер, не встречал смерть настолько беспечно. Готовясь к эшафоту, он оделся с таким же изяществом и великолепием, какие были ему свойственны всегда. Он надел гофрированный воротник — жабо и отороченный черным бархатом халат поверх атласного камзола цвета своих волос, черный с отделкой жилет, черные, скроенные из тафты бриджи и шелковые чулки пепельного цвета. Голову украшала шляпа с плюмажем, закрывавшая его седые волосы с надетым на них отороченным шелком ночным колпаком. По пути на эшафот он одарил этим колпаком какого-то лысого старика, пришедшего бросить на него последний взгляд, заметив при этом, что он пригодится старику больше, чем ему самому. Когда он снял колпак, все увидели, что его волосы не завиты, как обычно. Это было предметом особой озабоченности его парикмахера в тюрьме Гейтхауз в Вестминстере. Однако сэр Уолтер отделался от парикмахера шуткой.
— Пусть ее причешут те, кому она достанется, — сказал он о собственной голове.
Прощаясь с друзьями, окружившими его со словами, что ему предстоит длинный путь, он попросил дать ему топор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75