ОБЕЗЬЯНА


Дело было в то время, когда я, возвратившись из дальнего плавания,
уже готов был проститься со званием "хангёку" (так на военных кораблях
называют кадетов). Это произошло на третий день после того, как наш
броненосец вошел в порт Ёкосука, часа в три дня. Как всегда, громко
протрубил рожок, призывавший на перекличку увольняемых на берег. Не успела
у нас мелькнуть мысль: "Да ведь сегодня очередь сходить на берег
правобортовым, а они уже выстроились на верхней палубе!" - как вдруг
протрубили общий сбор. Общий сбор - дело нешуточное. Решительно ничего не
понимая, мы бросились наверх, на бегу спрашивая друг друга, что случилось.
Когда все построились, помощник командира сказал нам так:
- За последнее время на нашем корабле появились случаи кражи. В
частности, вчера, когда из города приходил часовщик, у кого-то пропали
серебряные карманные часы. Поэтому сегодня мы произведем поголовный обыск
команды, а также осмотрим личные вещи.
Вот что примерно он нам сказал. О случае с часовщиком я слышал
впервые, но что у нас бывали покражи, это мы знали: у одного унтер-офицера
и у двоих матросов пропали деньги.
Раз личный обыск, понятно, всем пришлось раздеться догола. Хорошо,
что было только начало октября, когда кажется, что еще лето, - стоит лишь
посмотреть, как ярко озаряет солнце буи, колышущиеся в гавани, - и
раздеваться не так уж страшно. Одна беда: у некоторых из тех, кто
собирался на берег повеселиться, при обыске нашли в карманах
порнографические открытки, превентивные средства. Они стояли красные,
растерянные, не знали, куда деться. Кажется, двоих-троих офицеры побили.
Как бы там ни было, когда всей команды шестьсот человек, то для
самого краткого обыска все-таки нужно время. И странное же это было
зрелище, более странного не увидишь: шестьсот человек, все голые,
толпятся, заняв всю верхнюю палубу. Те, что с черными лицами и руками, -
кочегары; в краже заподозрили было их, и теперь они с мрачным видом стояли
в одних трусах: хотите, мол, обыскивать, так ищите где угодно.
Пока на верхней палубе заваривалась эта каша, на средней и нижней
палубах начали перетряхивать вещи. У всех люков расставили кадетов, так
что с верхней палубы вниз - ни ногой. Меня назначили производить обыск на
средней и нижней палубах, и я с товарищами ходил, заглядывая в вещевые
мешки и сундучки матросов. За все время пребывания на военном корабле
таким делом я занимался впервые, и рыться в койках, шарить по полкам, где
лежали вещевые мешки, оказалось куда хлопотнее, чем я думал. Тем временем
некий Макита, тоже кадет, как и я, нашел украденные вещи. И часы, и деньги
лежали в ящике сигнальщика по имени Нарасима. Там же нашелся ножик с
перламутровой ручкой, который пропал у стюарда.
Скомандовали "разойтись" и сейчас же после этого - "собраться
сигнальщикам". Остальные, конечно, были рады-радешеньки. В особенности
кочегары, на которых пало подозрение, - они чувствовали себя прямо
счастливчиками. Но когда сигнальщики собрались, оказалось, что Нарасимы
среди них нет.
Я-то был еще неопытен и ничего этого не знал, но, как говорили, на
военных кораблях не раз случалось, что украденные вещи находятся, а
виновник - нет. Виновники, разумеется, кончают самоубийством, причем в
девяти случаях из десяти вешаются в угольном трюме, в воду же редко кто
бросается. Рассказывали, впрочем, что на нашем корабле был случай, когда
матрос распорол себе живот, но его нашли еще живого и, по крайней мере,
спасли ему жизнь.
Поскольку случались такие вещи, то, когда стало известно, что
Нарасима исчез, офицеры струхнули. Я до сих пор живо помню, как
переполошился помощник командира. Говорили, что в прошлой войне он показал
себя настоящим героем, но сейчас он даже в лице изменился и так
волновался, что прямо смешно было смотреть. Все мы презрительно
переглянулись. Постоянно твердит о воспитании воли, а сам так раскис!
Сейчас же по приказу помощника командира начались поиски по всему
кораблю. Ну, тут всех охватило особого рода приятное возбуждение. Совсем
как у зевак, бегущих смотреть пожар. Когда полицейский отправляется
арестовать преступника, неизменно возникает опасение, что тот станет
сопротивляться, однако на военном корабле это исключено. Хотя бы потому,
что между нами и матросами строго - так строго, что штатскому даже не
понять, - соблюдалось разделение на высших и низших, а субординация -
великая сила. Охваченные азартом, мы сбежали вниз.
Как раз в эту минуту сбежал вниз и Макита и тоже с таким видом, что,
мол, ужасно интересно, хлопнул меня сзади по плечу и сказал:
- Слушай, я вспомнил, как мы ловили обезьяну.
- Ничего, эта обезьяна не такая проворная, как та, все будет в
порядке.
- Ну, знаешь, если мы будем благодушествовать, как раз и упустим -
удерет.
- Пусть удирает. Обезьяна - она и есть обезьяна.
Так, перебрасываясь шутками, мы спускались вниз.
Речь шла об обезьяне, которую во время кругосветного плавания получил
в Австралии от кого-то в подарок наш комендор. За два дня до захода в
Вильгельмсгафен она стащила у капитана часы и куда-то пропала, и на
корабле поднялся переполох. Объяснялся он отчасти и тем, что во время
долгого плавания все изнывали от скуки. Не говоря уж о комендоре, которого
это касалось лично, все мы, как были в рабочей одежде, бросились
обыскивать корабль - снизу, от самой кочегарки, доверху, до артиллерийских
башен, словом, - суматоха поднялась невероятная.
1 2 3