.. стояли
морозы, и я мучился со своей кинокамеркой "Кварц", потому что пленка от
холода в ней становилась хрупкой и лопалась, приходилось прямо на лыжне
снимать варежки, лезть окоченелыми пальцами в ледяные потроха, отрывать
зажеванные куски и вновь вправлять пленку в принимающую кассету, и Валька
говорил: "Ты похож на шпиона, который, гад, чует, что его сейчас брать
придут, и лихорадочно засвечивает свои фотоматериалы..."; и Фил, и Валька
со Светкой хохотали, и мы с Иркой хохотали - но совсем не так, как хохочем
теперь... А назавтра мы снова бежали гуськом по сказочно остекленевшему в
солнечном холоде беззвучному лесу, оглушительно скрежетали лыжни, и,
завидев валяющиеся на снегу обрывки кинопленки, Валька патетически
возглашал: "Здесь происходила безнадежная борьба американского шпиона с
сибирским пионером Васей!" - и мы хохотали... но не так, как теперь. А
поздним вечером - да собственно, ранней ночью, все уже расползлись по
комнатам - в коридоре, у окошка, мы с Иркой впервые поцеловались, и я
помню, как пахли ее духи, помню, как она прятала глаза и подставляла
губы...
А "Мадонна" была уже в семьдесят седьмом. Ирка Бобку ждала, а я ждал
утверждения кандидатской ВАКом. Год великих свершений... Казалось, все
барьеры сметены, все билеты куплены, и открыта нам единственная наша
дорога, по которой мы, талантливые, любящие, работящие, будем нестись,
будто на салазках с американских горок - вопя от азарта и восторга. Да я и
впрямь вопил от азарта и восторга, когда пересказывал Ирке, раздувшейся
грациозно и цветуще - не так, как теперь, - все поздравления и хвалы,
обрушенные на меня во время защиты; а она смотрела завороженно, преданно,
влюбленно. "Избыточные фотоны - косвенное свидетельство не регистрируемой
современными средствами наблюдения объемной вязкости Вселенной". Как там у
Стругацких в "Стажерах"?.. "Наступает чудесный миг, открывается дверь в
стене - и ты снова Бог, и Вселенная у тебя на ладони..."
А через два года наши полезли в Афган.
Прощай, счастливый мальчик.
Малянов решительно сел и спустил ноги с тахты. Комната решительно
поплыла. Малянов, набычившись, уставился в пол.
- Ух, блин, - вслух пробормотал он.
Посидел немножко и снова лег.
Приоткрылась дверь, и в комнату осторожно просунулась Иркина голова.
Несколько секунд Маляновы смотрели друг на друга. Потом Ирка спросила
на манер свежезамужней путаны из телерекламы:
- Может быть, "Алка-Зелцер"?
Малянов в ответ застонал и по-жаровски, со страданием в голосе,
протянул из "Петра Первого":
- Катя, рассолу!
Ирка вошла и присела на край тахты.
- Пациент скорее жив, чем мертв, - констатировала она фразой из
"Буратино". - Ну и зачем тебе это надо было?
- Что? - спросил Малянов.
- Столько выхлебать.
- Он, Ир...
- Никаких "ой" и никаких "Ир". Я понимаю, можно выпить рюмку, две -
чтобы согреться, расслабиться, чтоб разговор... Что я, ведьма? Баба-Яга?
Понимаю. Даже сама могу. Но ведь ты зеленый! И вчера прекрасно знал, что
утром будешь зеленый. И никуда не годный.
- Иронь, ну ладно тебе... У Глухова что-то случилось - то ли их
контору прикрыли совсем, то ли еще что... в отпаде человек. Ну,
оттянулись! Когда так вот с истерики оттягиваешься - за дозой не уследить.
Ирка поджала губы.
- Ну конечно, у Глухова, - сказала она саркастически. - У Глухова
отпад с истерикой - а медузой ты лежишь.
- Надо, кстати, позвонить ему, - озабоченно сказал Малянов. - Жив
ли...
- Он нас переживет.
- Только, наверное, лучше попозже... Вдруг спит?.. Сколько сейчас
времени, Иронь?
- Я - не говорящие часы, - Ирка поднялась. - Вон лежат - встань,
возьми и посмотри. Если можешь. А если не можешь - то и незачем тебе
время.
У двери она остановилась. Обернулась.
- Работать, как я понимаю, мы сегодня не в состоянии.
- Ну почему... К вечеру я, может, и оклемаюсь.
- Ну тогда вечером и посмотрим. А покамест - объявляется
хозяйственный день. Пробежка по лабазам и обеспечение недельного запаса
продовольствия, стирка, уборка квартиры. Что предпочитает ваше
изболевшееся от препон бытия, алчущее алкогольного отдохновения сердце?
- Откровенно говоря, сердце предпочитает пару бутылок пива, а потом
еще пару часов поспать, - с бледной улыбкой натянуто пошутил Малянов.
Ирка вытянула к нему обе руки и показала две фиги.
- Тогда, хозяйка, у сердца нет предпочтений. Руководи, я все приму и
все исполню.
- Договорились. Поднимайся пока, а я посоображаю, как тебя лучше
приспособить.
Со второй попытки акт оставления ложа прошел успешнее. Сунув ноги в
шлепанцы, горбясь, Малянов нешустро пошлепал в ванную. Дремлющий на
полочке под вешалкой, среди перчаток и шарфов Калям нехотя приоткрыл на
него глаз, но не пошевелился и не издал ни звука. Из кухни выступил Бобка,
остановился - руки в карманах.
- Что, сильно вдула? - сочувственным баском спросил он вполголоса.
Малянов только рукой махнул. Потом сказал:
- Правильно вдула. Самому тошно...
Бобка коротко хохотнул со знанием дела.
- Еще бы не тошно... Ох, и разит от тебя, па.
- Представляю... Ничего, Боб. Сейчас душ приму, зубья вычищу, всосу
кофейку - и наверняка реанимнусь. Мы еще увидим небо в алмазах.
- Давай. А то смотреть на тебя - прямо сердце кровью обливается.
Малянов благодарно улыбнулся сыну и открыл дверь ванной.
- Да, тебе какое-то странное письмо пришло! - крикнула Ирка из
комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36