Девочка съежилась и застыла, приникнув к щелке, в то время как
тетенька, пробормотав: "Все пойдут - так и мы пойдем..." и умостившись на
трубно екающей кровати, нажала кнопку, - в холле, освещенном прерывистым
светом жужжащей газосветной трубки, мигнула груша лампочки над дверью.
Дверь начала открываться, а девочка вдруг почувствовала, что больше не в
силах ни смотреть, ни слушать; к горлу у нее подкатило, руки дернулись к
лицу, чтобы намертво захлопнуть глаза, а если удастся, и уши, - и замерли
на полпути, потому что в комнату, одетый лишь в пыльную - рубашку? тунику?
тряпку? - спокойно вошел мальчик.
С разинутым ртом тетенька приподнялась на локте. Потом, захлопав
другой рукой по столику и не сводя с гостя остекленевшего взгляда,
машинально нащупала и перевернула песочные часы - подставка громко цокнула
в тишине, и, казалось, стало слышно, как течет песок.
Девочка забыла дышать.
- Ты... - выдавила тетенька, - ты... ко мне?
- К тебе.
Она прерывисто села, сбросила ноги на пол - протяжно закричали
пружины. Одернула подол рубахи, непроизвольно попытавшись прикрыть
тошнотворные колени.
- З-зачем?
Мальчик молчал, холодно глядя ей в лицо. Щеки ее вдруг стали
пунцовыми.
- Господи, да что я!.. Миленький... иди, ну... не бойся...
- Ты меня не помнишь? - не трогаясь с места, спросил мальчик.
- Помню, - упавшим голосом сказала тетенька и нервно собрала у горла
воротник. - Только я тогда знать не знала, что ты такой... - Совсем робко,
тихонько спросила: - А... а правду говорят, будто от тебя... детки
могут...
- Не знаю.
- От этих-то от всех грязь только одна... А?
- Ты хотела бы ребенка?
Напряжение вдруг спало. Тетенька поникла и кивнула почти равнодушно.
- Он был бы тебе благодарен?
- За что?
- За себя.
- Нас рожали - не спрашивали, - огрызнулась она. Потом мечтательно
проговорила: - Я б его баюкала...
Мальчик демонстративно обвел комнату взглядом, спросил хлестко, как
выстрелил:
- Здесь?
Она набычилась. Злобно выкрикнула:
- Ты зачем пришел? Ты мучить меня пришел? Вали отсюдова!
- Разве у тебя не было детей?
Она смотрела непримиримо.
- А я?
Она не сразу поняла. Потом вцепилась себе в голову, топорща жидкие
волосы, так скрупулезно уложенные только что.
- Нет!! - дико закричала она. - Не я тебя рожала, не я!! Да что же
это... Ой, мамоньки! Ведь прознают во внутренних делах - распотрошат, как
есть живьем распотрошат - как, мол, я тебя выродила такого... Не я!! Не я!
- отчаянный крик бился в тесные стены. - Нас на второй день, кто уцелел,
сюда свозили - колесо лопнуло, шофер менять стал. А тут из рощи ты выполз
- обгорелый, чокнутый, взрыв там был какой-то... Ну, я тебя взяла да
вечером профессоровой жене отдала - ихний-то сыночек погиб... Из рощи
приполз!! Поняли?! - неизвестно к кому обращаясь, выкрикнула она - и
затихла, кулаками растирая слезы.
Мальчик бесстрастно наблюдал.
- Жаль, - сказал он затем и повернулся уйти. Но тут девочка гневной
молнией метнулась к нему, с грохотом уронив ширму; ввинтился в уши
тетенькин вопль: "Не тронь, заразишься!", и девочка с неожиданной силой
дернула Мутанта за локоть, снова повернув к себе.
- Ты зачем? - угрожающе спросила она. - К нам же никто не придет,
если узнают, что ты с нами знался! Ты кто? Тебе чего? Ты злой?!
Стало тихо.
- Здесь не получается быть ни злым, ни добрым, - наконец произнес
мальчик, холодно глядя в ее громадные раскаленные глаза. - Только тупым.
- Не ври! Тетенька добрая! Она меня приютила, кормит, поит,
заботится! Я ее люблю! А тупые не любят!
- Любят, - сказал мальчик. - Только - тупо.
Девочка вдруг растерялась.
- Да? - обезоруженно переспросила она.
Мальчик не двигался.
- Ты умный? - спросила она почти опасливо.
Он чуть улыбнулся ледяной, презрительной улыбкой.
Под гортанные колокола пружин тетенька вдруг повернулась к стене -
всхлипывая, что-то жалко бормоча и причитая, уткнулась в подушку. Мальчик
молчал, его узкое лицо было неподвижно как маска.
- Ты нас правда завтра уведешь? - едва слышно спросила девочка. Он
молчал. - Ты забыл все, да? Я знаю, так бывает, это просто болезнь, -
робко попыталась она его ободрить. - Это называется ам... ам... - с
беспомощной злостью выдохнула воздух носом. - Забыла. Учитель знает.
Учитель самый умный.
Мальчик молчал, по-прежнему глядя на нее так, словно она была
насекомым. Она отступила на шажок.
- Ты послушай его, - упавшим голосом посоветовала она. - В три часа.
Он тебе все-все объяснит.
Мальчик молчал. Она поколебалась и снова спросила:
- Ты злой?
Он повернулся и ушел.
...Глаза учителя горели безумным огнем. Изо рта брызгала слюна, когда
он, выбрасывая вверх иссохшие желтые руки так, что широкие рукава валились
на плечи, кричал:
- Мерзость, мерзость, мерзость! Стекла у людей вместо глаз, камни
вместо сердец, лишайник вместо душ! И господь расколол стекла, расплавил
камни, истолок лишайник! Радуйтесь! Радуйтесь! Радуйтесь!
- Радуемся! Радуемся! Радуемся! - нестройно, но громко, с подъемом
скандировал класс - два десятка детей, теряющихся в сумраке рядом с ярко
высвеченной фигурой на кафедре.
- И оставил господь вас, чтобы вы продолжили чистую муку его! И
оставил господь других, чтобы вы узрели позор их! И оставил господь меня,
чтобы я наставил вас! Радуйтесь!
- Радуемся, радуемся, радуемся!
Мальчик не пришел. Не смея вертеться, девочка косила так и этак,
оглядывая приспособленный под класс бетонный бункер, подтягивала нараспев
за всеми - и ей было отчего-то так горько, как иногда бывало по утрам,
когда распадался, крошился сон о радуге, луге и песчаном дне речки,
отчетливо видимом сквозь напоенную солнцем воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27