- Назад, - с усилием выдавил я. - Там ты погибнешь...
Он остановился, так как перед нами начал сыпаться лед.
- А если бы ты был один, Карл Паттон... ты повернул бы назад?
- Нет, - ответил я. - Но тебе... теперь... нет причин умирать...
- Тогда мы пойдем вперед. - Он сделал еще шаг и покачнулся. Кусок льда
величиной с баскетбольный мяч ударил его по плечу, скатился к ногам. Пес
залаял. Льдины посыпались вокруг, как рис во время свадебной церемонии, но
он продолжал идти вперед, покачиваясь, как пьяный, и уже начал перебираться
через последний подъем, когда позади вдруг послышался грохот, словно там
выстрелила пушка. Воздух со свистом вылетел из узкой расщелины, вырываясь на
свободу. Великан сделал еще три шага и не удержался на ногах. Он выронил
меня, потом встал рядом на колени, прикрыв меня своим телом, словно навесом.
Я слышал, как он застонал, когда несколько кусков льда попало в него. Где-то
позади нас раздался грохот и шум, как будто вода прорвала плотину, воздух
наполнился снегом, ослепляющим, режущим горло... И свет померк...
* * *
Мертвые плакали. Это был звук, исполненный печали, очень одинокий и как
будто выражающий искреннее удивление тому, что жизнь так коротка и полна
ошибок. Я понял, какие чувства они испытывают. А почему бы и нет? Ведь я был
одним из них.
Но у мертвецов не может болеть голова, по крайней мере, насколько я знаю. У
них не должны мерзнуть ноги, они не должны испытывать боли. Хотя, конечно,
легенды о том, куда после смерти попадают нехорошие люди, могут и не
врать... Я открыл глаза, чтобы получше рассмотреть преисподнюю, и увидел
пса. Он снова завыл, и тогда я повернул голову и увидел рядом с собой руку,
большую, чем моя нога. Тяжесть, которая давила на меня, была тем, что
осталось от Джонни Грома, распростертого под завалом ледяных глыб.
Чтобы выбраться из-под него, мне потребовалось около получаса. Спас меня
скафандр, конечно, точнее - автоматическое защитное устройство, которое
превращает материал в броню. Я был покрыт синяками, возможно, у меня были
сломаны одно-два ребра, но со мной не произошло ничего такого, что могло бы
помешать мне живым и невредимым добраться до базы и своего миллиона
кредитов.
Потому что я выполнил миссию. Великан не пошевелился за все то время,
которое я выбирался из-под него, и даже не дрогнул, когда я приподнял ему
веко. Правда, слабенький пульс я у него нащупал, но это не могло
продолжаться долго. Он истекал кровью - ранами от льдин были сплошь покрыты
его лицо и руки, но кровь уже замерзла, и то, чего не довела до конца
ледяная бомбежка, доделает холод. Но, даже если он оклемается, ледяная стена
не даст ему выбраться из этой западни. И когда скорбящие родственники
прибудут сюда, чтобы взглянуть на своего любимца-переростка, они найдут его
здесь именно так, как я опишу: благородная жертва ненастья и невезения,
которое заставило нас отклониться от цели на десяток миль, а это серьезно в
таком долгом и утомительном путешествии. И тогда они закажут по своему
Джонни замечательный плач насчет того, какой он был хороший и на все готовый
благородный человек, а потом закроют еще одну страницу истории.
Не то, чтобы я очень возгордился, лишний раз доказав недюжинность своего
ума.
Ничего из ряда вон выходящего тут не было - просто нужно как следует
анализировать имеющиеся данные, а затем правильно пользоваться результатами
анализа.
- Ну, прощай, Джонни Гром, - сказал я. - Ты был отличным парнем.
Пес поднял голову и завыл. Я включил вспомогательные механизмы своего
скафандра на максимальную мощность и отправился к грузу, который находился в
пятнадцати милях от меня.
* * *
Грузовой отсек длиной в двадцать футов покоился на участке плотно
слежавшегося снега в небольшой ложбинке между оголенными скалами. На нем не
было ни царапинки. Это ничуть не удивило меня: автоматика, которой я его
начинил, могла бы посадить целый магазин фарфора, не разбив ни единой
чашечки. Я обязался доставить груз в целости и сохранности, и выполнить
условия договора в точности было делом моей профессиональной гордости. Я так
увлекся самопоздравлениями, что, только приблизившись к отсеку на пятьдесят
футов, заметил, что снег вокруг него истоптан, а потом сверху заровнен, дабы
скрыть следы. Но к этому времени прятаться было поздно. Если там кто-то был,
меня уже засекли. Остановившись в десяти футах от входного люка, я разыграл
жалостливую сцену падения от усталости и превращения в жалкую маленькую
кучку на снегу, одновременно внимательно оглядев пространство вокруг отсека
и под ним. Но ничего не обнаружил.
Пролежав довольно долго, чтобы тот, кто находился здесь, имел возможность
проявиться, я не увидел никого. Желающих не нашлось. Значит, и дальше играть
предстояло мне самому. Я старательно исполнил номер по вытягиванию ног,
поднятию на них, и, пошатываясь, добрался до входа. Царапины на люке
досказали мне все остальное. Запирающий механизм был нетронут. По моей
команде он сработал, и я заполз в шлюз. Внутри все выглядело как всегда.
Изоляция холодильной камеры была по-прежнему прочна, приборы показывали, что
охлаждающие установки функционируют нормально. Я почти уверился в этом, но
не совсем. Не знаю, почему, быть может, жизненный опыт, преподавший мне
немало болезненных уроков, научил меня не принимать ничего как должное. Мне
потребовалось полчаса, чтобы снять кожух с риферного пульта, и когда я снял
его, все встало на свои места: соленоид висел полуоткрытым. Это была
сравнительно небольшая неисправность, которую вполне можно было бы отнести
на счет сложного приземления - но только если бы я не знал того, что знал
прекрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23