Что поняла?Мы отужинали. Потом, болтая о том, о сем, попили чаю с маковыми баранками. Потом Поля, взяв транзистор, ушла к себе — укладываться спать и усыпительно побродить по эфиру на сон грядущий, вдруг там какое брень-брень попадется модное. А Лиза налила нам еще по чашке, потом еще. Чаи гонять она могла по-купечески, до седьмого полотенца — ну, а я за компанию.— Какой хороший вечер, — говорила Лиза. — Какой хороший вечер, правда?Я был уверен, что Поля давно спит. По правде сказать, у меня у самого слипались глаза, разомлел, размяк. Когда Поля в ночной рубашке вдруг вошла в столовую, я даже не понял, почему она движется, словно слепая.Она плакала. Плакала беззвучно и горько. Попыталась что-то сказать — и не смогла. Вытерла лицо ладонью, шмыгнула. Мы сидели, окаменев.— Папенька… — горлом сказала она. — Папенька, твоего коммуниста застрелили!— Что?! — крикнул я, вскакивая. Чашка, резко звякнув о блюдце опрокинулась, и густой чай, благоухающий мятой, хлынул на скатерть.Приемник стоял у Поли на подушке. Диктор вещал:«…Приблизительно в двадцать один двадцать. Один или двое неизвестных, подкараулив патриарха поблизости от входа в дом, сделали несколько выстрелов, вырвали портфель, который патриарх нес в руке и, пользуясь темнотой и относительным безлюдьем на улице, скрылись. В тяжелом состоянии потерпевший доставлен в больницу…»Жив. Еще жив. Хоть бы он остался жив.Это не могло быть случайностью. Почти не могло.Кому я говорил, что собираюсь консультироваться с патриархом? Министру и Ламсдорфу…И Стасе.Не может быть. Не может быть. Быть не может!!!Я затравленно зыркнул вокруг. Поля плакала. Лиза, тоже прибежавшая сюда, стояла в дверях, прижав кулак к губам.— Мне нужно поговорить по телефону. Выйдите отсюда.— Папчик…— Выйдите! — проревел я. Их как ветром сдуло, дверь плотно закрылась. Я сорвал трубку.У Стаси играла музыка.— Стася…— Ой, ты откуда?— Из дома.— Это что-то новое. Добрый это знак или наоборот? — у нее был совершенно трезвый голос, хорошо. А вот сипловатый баритон, громко спросивший поодаль от микрофона что-то вроде «Кто то ест?», выдавал изрядный градус. Натурально, коньяк трескает. Наверное, уже до второй бутылки добрался. «Это мой муж», — по-русски произнесла Стася, и словно какой-то автоген дунул мне в сердце пламенем острым и твердым.— А мы тут, Саша, сидим без тебя, вспоминаем былую лирику, планируем будущие дела…— Только не увлекайся лирикой.— Я даже не курю. Представляешь, он берет у меня в «Нэ эгинэла» целую подборку, строк на семьсот!— Поздравляю. Стася, ты…— Я хочу взять русский псевдоним. Можно использовать твою фамилию?— Мы из Гедиминовичей. Это будет претенциозно, особенно для Польши. Стася, послушай…— А девичью фамилию Лизы?— Об этом надо спросить у нее.— Значит, нельзя, — вздохнула она.— Стасенька, ты никому не говорила о том, куда я собираюсь лететь?— Нет, милый, — голос у нее сразу посерьезнел. — Что-то случилось?— Ты уверена?— Да кому я могла? Я даже не выходила, а с Янушем у нас совершенно иные темы.— Может, по телефону?— Я ни с кем не разговаривала по телефону, — она уже начала раздражаться. — Честное слово, никому, Саша. Хватит.— Ну, хорошо… — я с силой потер лицо свободной ладонью. — Все в порядке, извини.Было чудовищно стыдно, невыносимо. За то, что ляпнулось в голову.— Стасик… Ты очень хорошая. Спасибо тебе.— Саша, — у нее, кажется, перехватило горло. — Саша. Я ведь так и не знаю, как ты ко мне относишься. Ты меня хоть немножко любишь?— Да, — сказал я одними губами. — Да, да, да, да!!Она помолчала.— Ты меня слышишь?— Да, — сказал я в слух. — Да. И вот еще что. Ты не говори ему, кто я. В смысле, где я работаю.— Почему?— Ну, вдруг это помешает публикации.— Какой ты смешной, — опять сказала она. — Почему же помешает?— Ну… — я не знал, как выразиться потактичнее. — Он вроде как увлечен национальными проблемами слегка чересчур…— Ты что, — голос у нее снова изменился, снова стал резким и враждебным, — обо всех моих друзьях по своим досье теперь справляться будешь? Он в какой-нибудь картотеке неблагонадежных у вас, что ли? Какая гадость! — и она швырнула трубку.Хлоп-хлоп-хлоп.Позаботился.Слов-то таких откуда нахваталась. «Неблагонадежных…» Меньше надо исторической макулатуры читать…Не верю. Не может быть.Неужели случайность?Таких — не бывает.Я снова поднял трубку.— Барышня, когда у вас ближайший рейс на Симбирск? Симбирск 1 В оранжевой рассветной дымке распахивался под нами Симбирск — между ясным, светлее неба, зеркалом Волги, даже с этой высоты просторной, как океан, и лентой Свияги, причудливым ровным серпантином петляющей по холмистой равнине волжского правобережья. Небольшой, но великий город. Когда-то он был крайним восточным форпостом засечной черты, прикрывавшей выдвинутые при Алексее Михайловиче в эту степную даль рубежи страны. Мне всегда казалось неслучайным, что именно здесь за двести лет до рождения первого патриарха коммунистов России получил коленом под зад пьяный тать Сенька — выдавленный из Персии, выдавленный с Каспия, безо всяких угрызений удумавший было погулять, раз такое дело, по родной землице, вербуя рати посулами свобод и, как выразился бы какой-нибудь Нечаев, будущего справедливого общественного строя: «Режь, кого хошь — воля!» Но насилие не прошло здесь уже тогда. Аура такая, что ли… еще одно сердце России. Иногда мне казалось, что вся эта неохватная, как космос, держава состоит из одних сердец — то в такт, то чуть в разнобой они колотятся неустанно, мощно и всегда взволнованно.И вот насилие, безобразное, словно проказа, проникло сюда.Неужели и впрямь мутантный вирус?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79