Он, не глядя, ткнул на столик плеснувшуюся чашку. Ася
была промерзшая, влажная, напряженная, словно в постоянной
судороге; он стал гладить ее плечи, грудь, живот, ноги, она не
чувствовала. Судорога усилилась, Симагин обнял Асю, бережно
согревая, - она хрипела и время от времени выдыхала: "Сим...", и
он отвечал: "Я здесь, радость моя..." Она не слышала.
Потом опять что-то изменилось. Дрожь погасла. В свистящих
выдохах угадывалось: "Не дам... не дам..." - словно в ней
рушилось нечто, и она из последних сил сопротивлялась разрушению.
"Что ты, солнышко, что?" Она не отвечала, но вдруг он
почувствовал, как она принялась лихорадочно и бессильно ласкать
его влажными, ледяными ладонями. Он заплакал. Пробормотал: "Я
принес, ты пить просила, чайку..." - "Нет, - сипела она, не слыша.
- Нет. Ведь не так. Я тебя люблю". Симагин осторожно
высвободился, чтобы налить грелку, принести рефлектор - Ася
страшно мерзла. Огляделся, растирая щеки. Комната была чужая.
В дверях стоял Антон.
- Папа, - позвал он.
- Да?
- Мама не умрет? Симагин вздрогнул.
- Ты... ты не смей так говорить! Так говорить нельзя!
- А если мама умрет, - упрямо выговорил Антошка, - мы с
тобой тоже умрем?
Симагин замер с пустой грелкой в руке.
- Да, - сказал он негромко, - мы тоже.
Антон кивнул.
В начале третьего приехал молодой, пахнущий кэпстэном и
"Консулом" широкоплечий парень и стал спрашивать, одергивая
Симагина: "Спокойнее... у страха глаза велики..." Ася лежала
тихо, ей, вроде, полегчало, только, несмотря на грелки и одеяла,
она дрожала по-прежнему. Врач смерил давление, выслушал сердце,
как-то еще поколдовал, потом вернулся к столу и начал писать. Он
был спокоен, уверен. Написав, задумался, с прищуром глядя на свет
торшера, и вдруг резким движением скомкал бумажку.
- Надо госпитализировать, - сказал он, и сейчас же тишину
комнаты распорол визжащий, протяжный крик:
- Не-е-е-ет!!! Кричала Ася.
Симагин рухнул на колени у постели; врач, морщась, обернулся
к ним.
- Нет... не надо... не поеду, - быстро-быстро, едва
различимо, говорила Ася. - Не отдавай. Он ничего не понял, - она
цеплялась за его ладонь ломкими пальцами, заглядывала в глаза,
умоляла. У нее опять стали колотиться зубы. - Мне надо с тобой...
- Вы же взрослая женщина, - сказал врач. - Вы должны
понимать...
- Доктор, - сказал почерневший Симагин, - что с ней? Лицо
врача чуть исказилось пренебрежением и досадой.
- Какой-то нервный шок, - нехотя ответил он. Казалось, все
это ему надоело. Давно. - У меня еще много вызовов, - сообщил он.
- Я не могу полночи вас уговаривать, - он достал бланк и опять
стал поспешно писать. - Когда передумаете, вызовите транспорт.
- С каким диагнозом ее отправят? - тихо спросил Симагин.
Перо врача запнулось на серой бумаге.
- Я же сказал - нервный шок, - проговорил он.
- Ну тогда хоть успокаивающий укол, - просяще сказал
Симагин. - И сердце поддержать. У нее сердце слабое...
- Со слабым сердцем у вас уже был бы инфаркт, - вставая,
ответил врач. - Вот направление, в уголке - телефон.
Симагин не ответил, но вдруг неуловимо стал непробиваемой
стеной на пути. Скулы его прыгали. Не двигаясь с места, врач
покусал губу.
- Я хочу того же, чего и вы, - сказал он. - Чтобы ей
помогли. Понимаете?
Стало тихо. Всхрипывая, дышала опрокинутая на подушки Ася.
- Какая больница дежурит? - спросил Симагин с усилием, и
опять раздался крик:
- Не-е-ет!
Симагин резко обернулся и успел увидеть, как выгнувшееся
тело опало под одеялами.
- Ася, - жалобно выговорил он, но она выдохнула:
- Ни-ку-да...
Врач молча раскрыл ящичек и стал готовить шприц. Он работал
нарочито спокойно, но чувствовалось, что нервы у него тоже сдают.
Симагин наблюдал.
- Что это?
- Снимет напряжение, - сквозь зубы бросил врач. - Она уснет.
Ася с усилием выпростала руку. Симагин погладил предплечье -
вся кожа дрожала мелкой, едва уловимой дрожью.
- И кордиамин, - сказал Симагин. Врач коротко оглянулся на
него и выполнил приказ, ни слова не говоря.
- Направление действительно до утра, - сказал он затем и
решительно прошел мимо Симагина.
- Хорошо, - ответил Симагин. - Благодарю вас. Врач коротко
склонил голову и вышел. Симагин снова опустился на колени. Вошел
Антошка и встал, прижавшись плечом к косяку.
- А попить у тебя можно? - напрягаясь, спросила Ася. -
Только не чаю, простой воды...
Выпадая из тапок, Симагин рванулся на кухню. Только тогда
Антошка решился подойти к постели.
- Мам, - сказал он. - А мам.
И больше ничего. Но она сразу поняла.
- Да я же не заболела, Тошенька, - выговорила она и
улыбнулась, а потом закрыла глаза. - Я просто немножко устала.
Странно, думала она. Неужели можно вот так вот, дома,
умереть? Антон стоял рядом, она смутно припомнила, что у нее
закрыты глаза, но она прекрасно видела его, и пошла на кухню, и
сказала: что же ты возишься, и Симагин, роняя чашку, обернулся,
но чашка не разбилась, а покатилась, будто пластмассовая, и у
Симагина не было лица, Ася отшатнулась, нет, лицо было, странно
знакомое, не его, одутловатое, отвратительное...
Когда Симагин вернулся, Антон сказал:
- Мама закрыла глаза и уснула.
В пять Симагин запихал сына в постель, а сам вернулся в
спальню. Асино дыхание выровнялось, и щеки порозовели - к шести
она была обыкновенная спящая Ася, безмятежная, разметавшаяся,
теплая. У нее даже улыбка промелькнула на сонных мягких губах, и
Симагин заулыбался в ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85