Затошнило, наверное.
Будь я женщиной, невольно подумал он, ни за что бы...
Ася напряженно опустилась на краешек кресла и обмякла,
окунув лицо в ладони, уложенные на стол. Ее волосы растеклись
бессильной темной пеной.
- Что с вами, Асенька? - озабоченно спросил Вербицкий. - Вам
нехорошо?
Она с усилием подняла голову и исподлобья глянула на него.
- Мне хорошо.
У нее была восковая кожа и потухшие глаза - оставалось
только удивляться стремительности перемены. Эта перемена решила
все. Мгновения отслаивались, отщелкивались все быстрее. Вербицкий
всей кожей ощущал их упругое проскальзывание. И с каждым
мгновением эта женщина становилась его. Быть сторонним
наблюдателем этого было легко и странно. Пощелкивали рельсы, он
ехал в вагоне, работал машинист, тепловоз работал, он лишь ехал.
Они молчали.
Словно какой-то будильник прозвенел. Время истекло.
Вербицкий дрожал от возбуждения, лицо его горело.
- Я ухожу, но... запомните. Я не хочу оставлять вас. Мне
страшно оставлять вас, - он облизнул губы. Теперь она должна
понять, ведь все это правда. Ведь у них одна правда уже. - Здесь
вы разучитесь чувствовать и мыслить, я же знаю...
Ася встала и тут же опять рухнула, со всхлипом втянув
воздух.
- Господи, - едва не плача, пробормотала она, - ну где же
Симагин?
- Что?! - не веря себе, переспросил Вербицкий. Внутри у него
все оборвалось. - Что?!
В замке звякнул ключ, и, совсем как в первый день,
непостижимым и неподвластным сверкающим сгустком женщина
пронеслась мимо, черный костер волос опалил Вербицкому щеку своим
летящим касанием.
Он. Долгожданный, надежный. Она льнула к Симагину, пытаясь,
как вода, растечься по нему, чтобы не быть самой. Теперь все
будет хорошо. Пришел - и сразу легче. Так и всегда. Прогони его,
прогони. Я так ждала. А теперь что-то случилось. Но я все равно
ждала. Только у меня нет сил, даже стоять не получается, идем
скорее в комнату, только прежде прогони, я не могу видеть этих
пустых глаз, мне хочется драться, но сил не стало, я сперва
решила, что это твой, наш, во мне, подал первый знак, но это не
он, ну скорее...
- Дядя Витя погиб, - сообщил Антошка из-за спины Симагина.
- Да, - она шевельнула губами, но даже не услышала себя.
- Валерка... Здравствуй, Валерка. Ты давно здесь?
- С час.
- Знаешь?
- Ася сказала.
Прогони его, милый! Ты даже не увидишь, что мне так плохо,
только если умру, увидишь, но я не умру, как же я могу тебя
оставить, я же знаю, что тебе нужна, прогони...
- Асенька... Заждалась нас? У, ладошки-то какие холодные, -
он взял ее руки в свои, поднес к губам, и она зажмурилась даже,
запрокинулась, перетекая в свои ладони навстречу его целительному
дыханию. - Сейчас кофейку выпьем. Представляешь, на углу
растворяшку выбросили. Из окон траурное сообщение, а народ банки
хватает, по штуке в руки... И я схватил... А ты что, уходишь? С
ума совсем!
- Да знаешь, я просто по пути зашел - справочник вернуть.
- Брось, Валера, посиди еще, куда спешить. Воскресенье.
- Это у вас воскресенье отдых. Работаете от звонка до
звонка. Наш рабочий день не нормирован, и выходных нет.
- Да перестань...
Их голоса доносились как сквозь вату. Ася почти лежала на
груди Симагина, ноги подгибались. Мир кружился то быстрее, то
медленнее - она боялась открыть глаза.
- Нет, Андрей, я спешу. Спешу! Ну не уговаривай!! Вербицкий
не мог здесь больше оставаться. Он был на грани истерики - воздух
жег, жег пол через подошвы туфель; хотелось истошно завыть и
расколошматить об стенку, нет, об симагинскую самодовольную морду
этот нестерпимо тяжелый портфель. Сволочь! Подлец! Обманул -
меня, друга, мы же с детства вместе! Что он соврал мне, чего не
досказал - разве выяснишь теперь? Какой позор! Какое унижение -
не удалось!!
Ничего не могу, ничего. Одни словеса, не нужные никому.
- Ну, как знаешь, - грустно сдался Симагин. - Я понимаю... Ты
извини, мы сегодня неприветливые. Заходи, как сможешь.
- Конечно! - в лихорадке кричал Вербицкий. - Обязательно!
Симагин бережно отстранил Асю и протопал на кухню. И недомогание
накинулось снова. Она даже застонала, или ахнула протяжно, когда
тошнотворный ком вдруг болезненно скользнул в горло, а оттуда
толкнулся в голову и превратился в ледяной обруч, натуго
стянувший виски. Удивленная и напуганная, она откинулась на стену
спиной. Сейчас, уговаривала она себя. Потерпи. Вот он вернется, и
все опять пройдет. Погода замечательная, пойдем в парк. Ему же
надо сил набраться. До конгресса неделя, а знаю я эти конгрессы,
прошлый раз вернулся от усталости сизый. С чего это я
расхандрилась? Свинство какое! Дрыхла чуть не до полудня, пока
мужики по очередям маялись, - и привет. А ну, Аська, кончай
дурить! Ох, я тоже так устала.
- Слушай, гений, - громко и развязно спросил Вербицкий, - ты
никак опять меня провожать собрался?
- Угу, выйдем вместе. Я до почты дойду, телеграмму дам
Витиной жене. Ох, Валера! Как Витьку-то жалко! Он ведь сам этот
телескоп и конструировал. Не один, конечно... Все кричал:
орбитальный! Уникальный! Разрешающая способность! Вот как бывает.
Сам придумал, и сам...
- Кто на Голгофу лезет, крест для себя всегда на себе
тащит... Уж если лезешь - будь готов...
Лязгнула, закрываясь, дверь, и стало тихо. Это хорошо.
Прошлепал к себе Антошка. Это хорошо. Стены валились на Асю, ее
знобило. Пока он вышел, надо выздороветь. Что бы принять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85