.." Парни запротестовали: охотники не хотели
упускать случай добраться до птицы, Антошка не хотел терять свою
неповторимую индивидуальность. Симагин открыл было рот поведать
ему о коллективизме и о том, что уникальная птица, как бы она ни
была могущественна, в конце концов обязательно достанется
охотникам, но сдержался - он и так вмешивался слишком часто.
Вовкина мама говорила что-то о том, какой Тошенька послушный.
Симагин кивал.
Ася сняла пену с кипящего бульона и подошла к окну. Вкусный
завтра суп будет, подумала она с удовольствием. Погруженный в
тень зеленый двор со свечками молодых берез и цветными разливами
сирени и шиповника был как на ладони. Бегали дети. Симагин,
отложив книгу, беседовал с Викторией из двадцать шестой квартиры.
Стоит Симагину выйти с Тошкой на улицу, она тут как тут. Ася
опять почувствовала мерзкий холод. Симагин, подумала она. Он
разговаривал, Виктория слушала. Гусыня рыжая. Ася прикрутила газ
под бульоном. Оглядела лежащие в раковине мокрые бурые
картофелины, поверх которых жутко скалился окровавленный нож.
Симагин вызвался почистить картошку, тут же раскроил себе палец и
был изгнан из недоступного ему быта. Стремительно Ася вышла из
кухни. В спальне, запустив руку в "свой" ящик, среди колготок,
женских таблеток и прочей требухи нащупала припрятанную пачку.
Выдернула сигарету. Потом, махнув на все рукой, - вторую. Нелепо
боясь, что кто-то - Симагин, кто ж еще! - гневно рявкнет сзади,
она затолкала ящик, содрала с вешалки платье, в котором ходила
сегодня в парк, и, закрывшись на кухне, бросила платье под дверь,
чтобы дым не просочился в комнаты. Торопливо закурила. Долго
полоскала легкие отравой. Выдохнула к форточке. Какая узкая
форточка! Светящийся в лучах солнца дым клубился безмятежно, не
спеша. Его медлительность сводила с ума. Симагин придет - а он
тут клубится! Руки дрожали. Прямо кур воровала. Ох, Симагин.
Ася стала прикуривать вторую сигарету от первой и вдруг
порывисто, злобно скомкала ее вместе с окурком. Окурок ужалил.
Притопнув от боли и досады, Ася ткнула им в мокрую картофелину, а
затем кинула всю грязь в ведро и, пустив холодную воду, с
полминуты держала ладонь под струёй. Ладонь жгло. Дым клубился.
Ася чуть не плакала. Было так стыдно. Будто это она изменила
Симагину. Без любви. Такая мерзость - изменять без любви. А с
любовью? Симагин - замечательный. Без любви он бы ничего не смог.
Я знаю. Та, раз его любит, замечательная тоже. А если опять
объявится? Что же мне - постель им стелить? Ася почувствовала,
что и губы у нее дрожат. Нервы стали с этим Симагиным ни к черту.
Как раньше просто было. Вокруг никого, волки и змеи. А я одна, и
надо спасти глупыша Антошку. Не оглядываясь ни на кого. Лишь свой
интерес в расчет. Хотела бы так теперь? Как же! На один день
вернись такое - пропаду. Голова плыла - давно не травилась.
Вспомнила того. Восемнадцать лет, завалила вступительные, д-дура!
Девушка-ромашка. Пристроилась в деканат. Думала, на год... И вот.
Ухоженный, умный, интеллигентный. Красивый. Перспективный.
Комсомольский деятель. Страшно, сладко - не светло. Буря,
землетрясение, секунды исступленного восторга, дни и ночи черной
тоски. Все было. Сколько всякого потом было. Света не было,
счастья. Счастье и свет - теперь. Вот и делай, что хочешь.
Изгоняя проклятый безмятежный дым, она помахала руками, наскоро
почистила зубы, чтобы отшибить запах, и занялась картошкой.
Посвежело. Вовкина мама поднялась, и Симагин облегченно
вздохнул - неловко беседовать с человеком и не помнить, как его
зовут. Застенчивая девочка взяла-таки Антона в оборот: она уже
высиживала яйца, а невинный Антошка барражировал вокруг гнезда и
охранял сестренку от настырных охотников. Те смотрели в бинокли.
"По леднику, - солидно говорил третий мальчик, у которого папа
увлекался альпинизмом, - до морены, а там разобьем ночной
лагерь..." Вовка все размахивал автоматом.
После Леры Симагин никак не мог влюбиться, а окрестные
девчата его тоже, что называется, "мелко видели" - чистоплюй,
рабочая лошадь, скукотища; но небо вдруг раскололось, оттуда
выхлестнуло пламя, сверкая на привольно льющихся по ветру черных
волосах. Отблескивая в стеклах светозащитных очков с клеймом
"Озма". Он еще успел удивиться, с какой это стати название
полузабытого эксперимента по установлению радиоконтакта с
внеземными цивилизациями оказалось на очках, пусть даже
импортных, - но подкатил автобус, толпа с остановки мрачно
поперла в его душные потроха, и он, просто шедший мимо, полез
туда же, вслед за хлесткой, надменной девушкой, которая была
отдельно от всего. Ее стиснули в заднем углу салона, она
отвернулась к окну, излучая презрение - последнее, что остается
тем, кто не согласен, но бессилен. Вокруг привычно потели,
задыхались, переругивались, пытались шутить и били друг друга
сумками под колено те, от кого она была отдельно. Автобус
развернулся, выруливая с набережной на Дворцовый мост, все
повалились друг на друга, и она обернулась, поняв, что ей почти
свободно. Симагин, а ля Атлант, упершись своими не бог весть
какими руками в поручень справа и слева от нее, принимал на себя
толпу. Она удивленно спросила, что это значит. Он сдавленно
ответил, что охраняет ее. Она смерила его гадливым взглядом
модных очков, и от этого взгляда погасло желание быть сильным,
мышцы размякли - ему едва не сломали спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85